Тайна Эвелин

Пип чувствовала, как у нее розовеют щеки. При произнесении вслух все это теряло глубину, но в молодости для нее не было ничего значительнее. Влиться в окружение было жизненно важно, без этого не могло быть никакого роста.

– Дома меня всегда называли Пип. Я не возражала, вообще об этом не думала. Имя и имя, что такого. Но в Лондоне, где вокруг меня были сплошь Луизы и Тамсины, имя Пип зазвучало ужасно по-детски. Мое второе имя – Роз. Прошло три недели, и я решила стать ею. «Роз» звучало глянцево, лучше подходило для того человека, каким я старалась стать…

Пип умолкла и опасливо посмотрела на Эвелин.

– Теперь это звучит очень глупо, – призналась она. – Поверхностно и… Но тогда это казалось страшно важным.

Выражение лица Эвелин постоянно менялось, и у Пип крепло ощущение, что она все понимает.

– Вы заново себя изобретали, – подсказала Эвелин, и Пип радостно закивала. Вот именно! Не в бровь, а в глаз! – Разве не все мы занимаемся тем же самым? – продолжила Эвелин. – В той или иной степени – все. Не каждый заходит так далеко, чтобы сменить имя, сбросить старую кожу, но все же многие так делают. Попытки обновления – человеческая напасть.

Говоря, Эвелин поглаживала свой дневник, как будто прикосновение к нему придавало ей сил. Скорее всего, она хорошо меня понимает, подумала Пип. Она тоже сбежала из дома, чтобы начать жизнь с чистого листа, хотя, насколько знала Пип, не пыталась скрыть свое происхождение. Натуре Эвелин была присуща целостность, которой Пип, судя по ее истории со сменой имени, как раз не хватало.

– Родителей мое решение сменить имя огорчило, – сказала Пип. – Мама подумала, что я сделала это, потому что стыжусь их.

– Но ведь вы их стыдились, верно? – спросила Эвелин, и от пристального взгляда ее выцветших глаз Пип пришлось потупить взор. – Вы ведь этим руководствовались?

Как ни тяжко был Пип, она наморщила нос и вздохнула.

– Наверное, да.

– А теперь вы опять Пип?

Пип заколебалась. Разве? Обернуться бабочкой только для того, чтобы опять вернуться в состояние гусеницы?

Она пожала плечами.

– Дома проще быть Пип. Матери с отцом «Роз» не по душе, и потом, так маме кажется, что дочь снова с ней.

– Что будет, когда вы вернетесь в Лондон? – спросила Эвелин. Пип заметила, что она не сомневается, что это произойдет.

– Мое профессиональное имя – Роз, – дала она простой ответ.

– А мне как вас называть? – поинтересовалась Эвелин, склонив голову набок.

Значит ли это, что разговор продолжится? Такая перспектива вызвала у Пип прилив энтузиазма.

– Можете выбирать, – ответила она. Эвелин приподняла бровь.

– Я сама напросилась, – сказала она с улыбкой, и Пип облегченно перевела дух.

Пришла очередь Эвелин выложить всю правду. Пип устроилась поудобнее – мысленно, если не физически, – и стала ждать, что будет дальше.

– Что ж, пора и честь знать, – молвила Эвелин, с трудом вставая. – Меня ждут другие дела.

У Пип упало сердце. «Нет! – хотелось ей крикнуть. – Мы только начали, вы еще ничего мне не сказали о себе, о своей истории!» Главное, она отдала дневник и осталась с пустыми руками, без рычагов давления.

– Но мне бы очень хотелось, чтобы вы опять ко мне наведались, Филиппа Роз. Чувствую, у нас осталось много тем для разговора.

Пип расплылась в улыбке.

– С превеликой радостью! – воскликнула она. – Это я и имела в виду, когда сказала, что интересуюсь вашей актерской карьерой.

– Как насчет среды? – предложила Эвелин.

– Я смогу прийти во второй половине дня, – ответила Пип, уже прикидывая, что сказать Одри. Она была всего лишь волонтеркой, но никого не хотела подводить.

– Часа в два?

Пип согласно кивнула.

– Будет в самый раз, – сказала она.

34

Закрыв дверь дома, Эвелин привалилась спиной к стене. Где-то вдали завывала сирена «Скорой помощи», от этого звука ее всегда трясло. Эвелин поднесла к губам дневник и поцеловала маргаритки на обложке. Потом, приложив его к сердцу, задумалась о том, что только что произошло.

Сегодня она не ждала гостей, тем более таких интересных, как Филиппа Роз Эпплби. Гостья Эвелин понравилась. Она пришла к ней с конкретной целью, впрочем, не вполне ясной, готовая к откровенному разговору. Не так-то просто сознаться в том, что ты сноб – иначе это не назовешь. Бедняжка сочла свое имя недостаточно гламурным и попросту сменила его на другое!

Эвелин совершенно не удивила обида родителей Пип. Она попыталась представить, какими были бы ее чувства, если бы Скарлетт поступила так с ней, но не справилась с этой мыслью. Скарлетт ушла из жизни несформировавшимся человечком. Невозможно было вообразить, как бы она отнеслась когда-нибудь к своему происхождению. Но представить, что ее дочь не захотела бы зваться Скарлетт, Эвелин не могла: это имя воспринималось потрясающе, особенно в далеком тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Но что дурного в имени Филиппа? Чем плохо имя Пип? Ничем. Что бы ни заставило Филиппу Роз поменять сонный Суффолк на ослепительные огни Лондона, к ее имени это не имело ни малейшего отношения.