Они остались одни. Тишину нарушало только урчание газовой плиты и тарахтение трактора вдали.
Пип ждала, тормошить Джеза было опасно. Он сам все ей выложит, когда сочтет нужным. А может, и нет; ее устраивало и то и другое. Главное, чтобы он знал, что она рядом, что бы ни произошло.
Джез еще раз тяжело вздохнул, как будто пытаясь справиться с тяжестью на душе, потом поднял голову и взъерошил себе волосы.
– Черт!.. – пробормотал он.
– Хочешь поделиться? – спросила Пип.
Новый горестный вздох.
– Особо нечем. Мне дали от ворот поворот.
Пип инстинктивно обняла его за шею и властно притянула к себе. Он послушно уронил голову ей на плечо и застыл. Так близко друг к другу они не были уже больше десяти лет, но ощущение показалось ей удивительно знакомым. Она в точности знала, куда ляжет его голова, где окажутся ее руки. Даже его запах не изменился. Он вернул ее туда, где все было просто, удобно, надежно. Пип давно такого не испытывала и сейчас наслаждалась, хотя знала, что ее долг – утешить Джеза. Это его, а не ее боль. Не разжимая объятий, она надеялась, что помогает уже тем, что разделяет его горе.
Через пару минут он высвободился из объятий и уставился в окно.
– Это моя собственная дурацкая ошибка, – сказал он.
– С чего ты взял? – Она не знала подробностей, но не хотела, чтобы Джез занимался самоедством.
– Взгляни на меня! Я батрак, сын батрака, на мне пожизненное клеймо. Вместо того чтобы пойти учиться в университет, я выбрал такую жизнь, теперь мне уже тридцать, за спиной ничего, кроме труда на земле меньше чем в пяти милях от места моего рождения.
Пип испытывала замешательство, она не понимала, как все это связано с тем, что Тереза отменила помолвку, если это действительно произошло.
– В этом нет ничего плохого, – осторожно возразила она, не зная, что говорить в такой ситуации.
– Я знаю, – ответил Джез. – Пойми меня правильно, я люблю то, чем занимаюсь. Мне нравится работать у твоего отца, эта работа меня устраивает.
– Так в чем же проблема? – спросила Пип.
Он перестал смотреть в окно и перевел взгляд на нее.
– С Терезой я прыгнул выше своей головы. Она мне не по зубам. Так было всегда. Ее папаша ворочает фьючерсами, не знаю уж, с чем это едят, мамаша – консультант в больнице Колчестера. Они не такие, как мы с тобой.
Внутренне Пип не была согласна, что Джез зачисляет ее в одну категорию с собой. Хотя, собственно, почему? Приходилось признать, что они, в сущности, одного поля ягоды, как бы она ни старалась оторваться от своих корней.
– У Терезы университетский диплом, шикарная работа. Она – птица высокого полета. Скоро она сообразила бы, что Джез Уокер, неприметный пахарь из Хиксвилла, ей не ровня. Если честно, мне даже не верится, что этого не произошло гораздо раньше.
– Чушь! – отрезала Пип. Ей стало обидно за него. – Она собиралась замуж за тебя, а не за твои должностные обязанности. Когда любят по-настоящему, все остальное идет побоку.
Джез уставился на нее сквозь ресницы.
– От кого я это слышу? От девушки, сменившей имя на более гламурное, лишь только она упорхнула из родного гнезда?
Горечь, с которой это было произнесено, смутила Пип. Вот, значит, какими глазами он на нее смотрит. И все остальные тоже? Впрочем, это в точности описывало ее поступок, просто раньше она не понимала, до чего все это прозрачно.
Джез понял, похоже, что попал в больную точку, и опустил глаза, чтобы снять напряжение.
– Все это неважно, – сказал он. – Тереза отменила помолвку. Она вернула мне кольцо. Все кончено.
Джез вытащил из кармана джинсов черную бархатную коробочку и откинул большим пальцем крышку. Кольцо было красивое, с бриллиантом-солитером. Всего четверть карата, конечно; подумав так, Пип тотчас себя возненавидела за эту мысль.
Джез захлопнул крышку и бросил коробочку на стол.
– Так что я опять одинокий мужчина. Свадьба отменяется. То-то дадут волю языкам сплетники!
– Не обращай внимания, – фыркнула Пип. – Кому какое дело? Лучше поговори с Терезой, вдруг она передумает. Мало ли, может, просто нервы разгулялись перед свадьбой.
– Если бы! – Он покачал головой. – Нет, птичка улетела. Мы целую неделю это обсуждали. Ее решение окончательное. Ей ужасно жаль и все такое, но я уже в прошлом.
И он опять уронил голову на руки. Пип больше нечего было сказать, разве что повторить, что она рядом с ним в трудную минуту. Пип еще раз приобняла его поникшие плечи и оставила горевать одного.
Пока Пип поднималась по лестнице, ее посетила мысль, что впервые за всю жизнь она сама предложила, а не принимала помощь. Приятное ощущение!
36
Каждый раз, вспоминая о близящейся новой встрече с Эвелин, Пип трепетала. Сначала она списывала это на нервы, уж больно незнакомым было для нее это чувство, как и любое другое чувство вообще. Эвелин не внушала ей страха, но она умела заглянуть в душу – способность, которой другие были лишены. Пип привыкла жить в доспехах, держать язык за зубами, но в присутствии Эвелин все пошло прахом. Пип еще не нашла этому объяснения: то ли Эвелин отличалась редкой проницательностью, то ли ей самой пора было открыться. Скорее всего, и то и другое.