— Очень ловка, мужские роли, пение и танец… Это она?
— Да.
— Весьма ловкая особа, она неплохо зарабатывала, без ангажемента не сидела никогда. Ее амплуа — травести[159]
, но, по сути дела, ей не было равных в характерных ролях.— Это я уже слышал, — сказал Пуаро, — ко что-то в последнее время ее не видно, верно?
— Вот именно, как сквозь землю провалилась. Поехала во Францию и связалась там с каким-то хлыщом. По-моему, она бросила сцену насовсем.
— И давно это произошло?
— Дайте-ка сообразить. Три года назад. Для сцены это потеря, можете не сомневаться.
— Она умна?
— Умна, как стая мартышек.
— Вы не знаете, с кем она сошлась в Париже?
— Я слышал, он светский человек, граф… или маркиз? Да, да, припоминаю, точно, маркиз.
— И с тех пор о ней ничего не было слышно?
— Ничего. Даже случайно с ней не сталкивался. Думаю, что она затаилась где-то здесь. Скорее всего, она с маркизом. Про Китти никогда ничего нельзя сказать точно. В один прекрасный день она еще всем нам покажет.
— Понятно, — задумчиво проговорил Пуаро.
— К сожалению, я ничего больше не могу вам рассказать, мосье Пуаро, рад бы, если б мог. Вы очень выручили меня однажды.
— Вы меня тоже очень выручили, мосье Аароне, теперь мы квиты.
— Услуга за услугу, ха-ха…
— У вас очень увлекательная профессия.
— Это как посмотреть, — покачал головой мистер Аароне. — Чередуйте кнут с пряником, и дела пойдут недурно. Я не так строго следую этому правилу, ко приходится быть начеку. Публику трудно ублажить, поди угадай ее прихоти.
— В последние годы очень популярны всякие танцы, — задумчиво проговорил Пуаро.
— Я всегда был равнодушен к русскому балету — для меня это слишком заумно, но людям нравится.
— На Ривьере я встретил одну танцовщицу — мадемуазель Мирей.
— Мирей? Шельма, говорят. Очень любит деньги, но при всем при том танцевать умеет, я ее видел и знаю, что говорю. Я никогда сам ее не приглашал, но слышал, своим антрепренерам она устраивает веселенькую жизнь. Сплошные истерики и вопли.
— Да, могу себе представить.
— Темперамент! Так это у них называется. Моя жена была танцовщицей до того, как мы поженились, но у нее, слава Богу, никогда никакого темперамента не было. Дома темперамент не нужен, мосье Пуаро.
— Согласен, мой друг, дома это совершенно излишне.
— Женщина должна быть спокойная и милая и хорошо готовить, — заключил мистер Аароне.
— Мирей не так давно появилась на публике, правда?
— Года два с половиной, не больше. Ее открыл один французский герцог, а сейчас, я слышал, она при бывшем премьер-министре Греции. Эти ребята умеют откладывать денежки по-тихому.
— Это для меня новость.
— О, такой товар, как она, долго не залежится. Говорят, молодой Кеттеринг ради нее жену убил. Не знаю, не уверен. Однако его упекли в тюрьму, и ей пришлось срочно искать подходящую замену, и ведь нашла! Говорят, она теперь носит рубин чуть ли не с голубиное яйцо — голубиных яиц я, правда, никогда не видел, но так всегда пишут в романах.
— Прямо-таки с голубиное яйцо! — Глаза Пуаро по-кошачьи вспыхнули зеленым огнем. — Это очень интересно!
— Я слышал об этом от приятеля, но, насколько я знаю Мирей, этот рубин может быть просто цветной стекляшкой. Ох уж эти женщины — вечно они болтают всякие небылицы про свои драгоценности. Мирей, говорят, хвастается, что на ее рубине лежит проклятие; «Огненное сердце» — так, кажется, она его называет.
— Насколько я помню, — сказал Пуаро, — рубин «Огненное сердце» — центральный камень в ожерелье.
— Вот видите. Я же сказал, они вам такого наплетут про свои побрякушки. Нет никакого ожерелья, этот рубин она носит на платиновой цепочке. Я почти уверен, что это просто цветное стекло.
— Едва ли, — тихо проговорил Пуаро, — я, во всяком случае, не думаю, что это стекло.
Глава 32
Кэтрин и Пуаро обмениваются впечатлениями
— Вы стали какой-то другой, мадемуазель, — внезапно сказал Пуаро. Он и Кэтрин сидели друг против друга за столиком в «Савое». — Да, совсем другой.
— И какой же?
— Мадемуазель, эти nuances трудно выразить словами.
— Я стала старше.
— Да, вы стали старше. Только не подумайте, что у вас появились морщинки у глаз. Я о другом. Когда я впервые увидел вас, мадемуазель, вы наблюдали жизнь, точно зритель, который пришел посмотреть спектакль.
— А теперь?
— А теперь вы не просто зритель. То, что я скажу сейчас, прозвучит, быть может, дико, ко теперь вы похожи на спортсмена, которому выпало играть в трудном матче.
— Да, с моей хозяйкой порой бывает действительно нелегко, — сказала с улыбкой Кэтрин, — но, смею вас заверить, матч все же не настолько трудный. Я бы хотела, чтобы вы как-нибудь к нам приехали, мосье Пуаро. Уж вы-то сумеете оценить ее мужество и силу духа.
Последовало молчание — официант проворно сервировал им цыпленка en casserole. Когда он отошел, Пуаро сказал:
— Я не рассказывал вам о своем друге Гастингсе? За мою скрытность он называет меня устрицей. Eh bien, мадемуазель, в вас я встретил достойного соперника. Вы куда более скрытны, чем я.
— Ну что вы, какая чепуха.