Тайна испанского манускрипта

В этом домике у порта жила Мэри, жена моряка, с маленькими детьми, сыном и дочерью. Муж Мэри ушёл в рейс, оставив семье деньги, которых хватило только до августа. И с августа она, чтобы прокормить семью, нанималась на всякую работу. От мужа известий не было, как не было и надежды, что он вернётся вообще когда-либо. Говорят же в народе: «Жена моряка – вечная невеста». Вестей от мужа не было, и наёмной работы с каждым днём становилось всё меньше. И скоро Мэри с трудом находила даже самую тяжёлую и дешёвую работу… «Удастся ли купить дрова на эту зиму?» – вот что думала она, глядя на исхудалые ручки детей, играющих у её ног.

А между тем Мэри была молода и хороша собой, и этой красоте не мешала даже худоба и бледность. Что она хороша, читалось в жадных глазах мужчин, к которым она нанималась на работу, что она хороша, говорили глаза их жён, когда те отказывали ей в работе. Что она хороша, твердила ей и подруга Сара. А ещё та говорила, что бедняжка Мэри глупа, потому что скажи она слово – и Сара познакомит её с весёлыми и богатыми господами, и с ними все заботы Мэри останутся позади. Но Мэри продолжала ждать мужа, вот только жить совсем уже становилось нечем. Наконец, от отчаянья, она согласилась познакомиться с кем-нибудь, и лучше под вечер, чтобы соседи не видели…

И теперь Мэри повернулась к гостям. Мысли её путались, как в лихорадке, она смотрела перед собой и ничего не видела, и не могла даже улыбнуться гостям – словно судорога стянула её лицо.

– Здравствуй, душечка, – раздался сладкий голос подруги, в нём явственно прозвучали нервические нотки, которых Мэри раньше не замечала. – Я так много рассказывала о тебе лорду Мервику, что он захотел с тобой познакомиться. Позволь тебе представить… Лорд Чарльз Мервик.

Подруга изящным жестом указала в сторону гостя, который склонился перед Мэри в низком поклоне. Когда лорд Мервик выпрямился, она заставила себя вглядеться в его лицо. Это был удивительно бледный и красивый господин лет тридцати пяти. Его чёрные длинные волосы прядями разметались по плечам, высокие брови с изломом казались надменно приподнятыми, но голубые глаза смотрели участливо.

Шляпу свою он почтительно снял, потом любезно улыбнулся, протянул Мэри корзинку и низким звучным голосом сказал:

– Милая хозяйка, пока мы шли, то страшно озябли и проголодались. Нельзя ли нам приготовить что-нибудь из этой снеди?

Накрывая на стол, Мэри почувствовала себя уверенней. Всё это время лорд Мервик смотрел на неё, не отрываясь, и несколько раз вставал ей помочь. Он был обходителен, но не навязчив, и скоро она перестала его дичиться. Подруга Сара вела себя странно: на Мэри не смотрела, отводила взгляд и почти всё время молчала. Впрочем, отсидев положенное приличием время, Сара попрощалась и ушла. Вскоре, сославшись на дела, ушёл и лорд Мервик, спросив у Мэри разрешения бывать у неё. Обрадованная его ранним уходом, та с облегчением дала согласие.

Когда лорд Мервик ушёл, Мэри бросилась на постель. Уснуть ей удалось перед рассветом, но и тогда ужасные видения, терзая, поминутно пробуждали её. То казалось ей, что видит она мужа, лежащего на морском песке, бледного и окровавленного, то маленькие дети её, крича и дёргая руками и ногами, летели стремглав в бездонную, тёмную пропасть, то сама она брела по снегу в одной рубашке, оставляя босыми ногами на жёстком снегу красные борозды.

Наконец, она очнулась и встала с головной болью, а когда в утренней тишине раздался то ли свист, то ли крик птицы, она поняла, почему просыпалась ночью – её будили эти странные звуки. Звуки были высокие, на одной ноте, несколько раз кряду. Они теперь стали раздаваться на улице, то тише, то громче, и непонятна была их природа, но они пугали её неизъяснимо. Звуки раздавались в любое время дня, но больше всего ночью. Когда она спросила о них у соседей, те ответили, что ничего не слышат.

Подруга Сара перестала бывать у Мэри, а встретившись с нею на улице, уже не останавливалась поболтать, как прежде – теперь ей было недосуг всё время. Зато каждый день приходил лорд Мервик: он появлялся всегда ближе к ночи, когда дети уже спали, и это устраивало Мэри. Каждый раз он приносил с собою корзинку с едой и, поставив её возле кровати, стоял и смотрел на спящих детей. Потом они садились за стол. Что было дальше – она не помнила, как будто пелена застилала ей разум… Вспоминала себя она уже у порога: закрыв за гостем дверь, она возвращалась в комнату, убирала остатки ужина со стола и ложилась спать.

Так тянулось долго, и уже настала весна, робкая и тихая, как забитая служанка. Дети Мэри заметно подросли и похорошели и уже не напоминали два бледных прозрачных стебелька, чего нельзя было сказать о ней самой. Она ещё больше исхудала и побледнела, не казалась уже такой красивой и днём всё больше спала, накрывшись шалью.