Тайна исповеди

Там самое главное — как раз новый патрон. Так называемый промежуточный. Короче винтовочного, длинней пистолетного, а по мощности где-то между ними. Так-то теоретически можно выдать каждому пехотинцу по ручному пулемету, и вперед. Но пулемет — он тяжелый, поди побегай с ним в атаку, да еще и с боезапасом.

Конструкторы наши были в ступоре: как жарить рыбу, когда ее нету? Как делать новое оружие, когда патрона под него нету?

— Вы идите, жарьте, а рыба потом будет.

Тогда мелькала статистика, что в бою потери немцев, вооруженных этим новым шмайссером, были меньше наших. В пять раз! Ну а как с этим новым оружием могла соревноваться изобретенная в 1891-м винтовка?

Ну и на кого же возложили высокую миссию, нашу традиционную скрепу — догнать и перегнать?

На конкурс позвали классиков. Дегтярев, Шпагин, Токарев, Стечкин, Симонов и др., в том числе и МТ. А победил в первом туре — Судаев! Да, тот самый, который сделал лучший совецкий автомат Второй мировой. Про который писали:

«Не уступая по боевым качествам пистолету-пулемету Дегтярева и пистолету-пулемету Шпагина, ППС-43 (буква „С“ тут означает „Судаев“ — ИС) был со снаряженным магазином легче их на 1,8 кило, требовал при изготовлении в два раза меньше металла и в три — трудозатрат». Но было поздно — давно уже было налажено производство ППШ, не менять же концепцию посреди войны!

И вот этот Судаев, который вместе с другими конкурсантами изучил StG 44, за год с небольшим с нуля сделал свой новый автомат — АС-44. Который в августе 1944-го на испытаниях был признан лучшим!

Судаев, а не Калашников? Нет ли тут ошибки? Нету.

Именно судаевские автоматы — экспериментальная партия — поехали на фронт! В начале 1945-го. Но вот незадача! Пока суть да дело, война возьми да и кончись… А раз так, то и спешить некуда. Судаеву тем не менее поручили дорабатывать этот его АС-44. Однако! В августе 1946-го конструктор, увы, умер: его здоровье было сильно подорвано в блокадном Ленинграде (язва желудка и проч.).

Да, так а что наш Калашников? В заключительном акте по итогам испытания его АК-46 был оглашен приговор:

«Система несовершенна и доработке не подлежит».

Сливай воду, сержант? Нет! Вы не угадали. Несмотря на столь разгромную рецензию, по какой-то скрытой от нас причине очень влиятельный человек — а именно: начальник испытательного отдела полигона по фамилии Лютый — вдруг горячо поддержал МТ, вроде как лузера: «Я изменил в отчете (разгромное) заключение и рекомендовал автомат на доработку…»

А на какую ж доработку? Пожалуйста, Лютый объяснил:

«Я пришел к выводу, что конструкцию следует переделать почти заново».

В списке кардинальных изменений, которые он потребовал внести, было 18 пунктов.

Кто же переделывал автомат «почти заново»? Неужели сам МТ? Не угадали.

Вот кусок из мемуаров инженера-конструктора Зайцева: «Ознакомив меня с его (Калашникова) 7,62-мм карабином под патрон образца 1943 года и общим видом спроектированного им автомата (это вдобавок к карабину. — ИС), Михаил Тимофеевич поставил передо мной задачу о проработке технического проекта для изготовления опытного образца и испытания его на заводе. Затем, после доработки документации по результатам заводских испытаний, изготовить еще два образца для испытаний на полигоне. Всё это надо было выполнить до конца 1946 года».

Примечательно, что МТ тут говорит тоном заказчика, а не конструктора! На каком основании? Откуда такие полномочия? Непонятно…

Зайцев, писали, «проделал значительную работу» по созданию АК-47. Настолько значительную, что вначале была даже идея дать оружию такое название: «АКЗ». То есть «Автомат Калашникова — Зайцева». Признавая заслуги «помощника». Были разговоры, что некий военный чиновник эту идею зарубил: «Зайцев? Зайчик, что ли? Ну, несерьезно, это ж грозное оружие!» Ну да, ну да… А Калашников — это который грохнул царского опричника (опричник — это не то чтобы уж совсем ФСБшник, торопливо замечаю я). Главный персонаж поэмы Лермонтова хоть и купец, но всё ж ближе к трудовому народу, чем Кирибеевич, со своей тоже, кстати, подозрительной фамилией.

Ну хоть денег бы дали обделенному славой Зайцеву! Но нет — вычеркнули его из всех списков: и на награждение, и на премирование. Правда, потом, в 1958-м, его заслуги оценили — и позвали на работу в Москву. Пообещали серьезную зарплату и даже квартиру. И не за красивые глаза, все ж понимали, кто есть кто и на что способен. Зайцев засобирался — какие перспективы открылись! Наконец-то! Но местный КГБ этот вызов в столицу отменил и дал другую установку: сидеть в Коврове и не дергаться. Чтоб конструктор не оттягивал на себя внимание и вся слава досталась простому человеку «из народа»? Вполне вероятно…