Тайна Клумбер-холла

Я уклонился от ответа, поскольку не хотел, чтобы старик узнал, что творится у меня в душе. Посвящать отца в нашу тайну было бы неразумно, ни к чему хорошему это бы не привело; в его возрасте и с его хрупким здоровьем требовался полный покой, не нарушаемый серьезными треволнениями; а кроме того, даже при всем желании я не смог бы внятно объяснить другому то, что и для меня самого было окутано мраком. Исходя из всех этих причин, я решил, что лучше всего будет оставить старого джентльмена в неведении.

За всю мою жизнь я не припомню дня, который тянулся бы так же медленно, как это злополучное пятое октября. Я придумывал для себя всевозможные развлечения, дабы скоротать томительные часы, но всё же мне казалось, что ночь так никогда и не наступит.

Я пробовал читать, пробовал писать, прогулялся по лужайке, истоптал все тропинки в поместье, насадил новых мух на рыболовные крючки, начал составлять алфавитный каталог для библиотеки отца, и изобрел еще около дюжины различных способов, помогающих унять тревогу ожидания, становившуюся уже невыносимой. Я заметил, что и сестра моя была снедаема тем же лихорадочным беспокойством.

Вновь и вновь наш добрый батюшка мягко пенял нам на то, что из-за нашего странного, беспокойного поведения ему приходится беспрестанно отрываться от работы.

И вот наконец был подан и выпит чай, задернуты шторы, зажжены светильники; еще один бесконечный промежуток времени, – и уже прочитаны все молитвы, а слуги разошлись по комнатам. Отец приготовил и выпил немного пунша на ночь, а затем удалился в свою комнату, оставив в гостиной нас с сестрой, трепещущих от нервного напряжения и исполненных самых ужасных, хотя и смутных, предчувствий.

Глава 14 О посетителе, прибежавшем по дороге под покровом ночи

На часах в гостиной было четверть одиннадцатого, когда отец отправился в свою комнату, оставив нас с Эстер одних. Мы слышали, как удалялись его шаги, становясь всё тише, пока он поднимался вверх по скрипящим ступенькам старой лестницы, а потом отдаленный стук двери возвестил, что отец добрался до своей кельи.

Простая масляная лампа, стоящая на столе, освещала гостиную тусклым, неверным светом, отбрасывая таинственные блики на стены, обшитые дубовыми панелями, а от мебели с высокими подлокотниками и прямыми спинками протянулись причудливые тени самых фантастических очертаний. Бледное, встревоженное лицо сестры выступало из темноты с поразительной четкостью профиля, свойственной портретам Рембрандта.

Мы сидели друг напротив друга по разные стороны стола, и единственными звуками, нарушавшими тишину, были мерное тиканье часов и прерывистый стрекот сверчка за камином.

Было что-то зловещее в этой почти абсолютной тишине. Веселое насвистывание припозднившегося крестьянина нас слегка успокоило, и мы напрягали слух, пытаясь уловить отдельные его высказывания, которые он то и дело отпускал, пока неторопливо брел по дороге к дому.

Сначала мы предпринимали попытки что-то делать – сестра вязала, а я читал, – но вскоре отринули этот тщетный самообман, и просто сидели в напряженном ожидании, обмениваясь пристальными вопросительными взглядами всякий раз, когда потрескивали горящие в камине сучья, или крыса пробегала за деревянной обшивкой стены. В воздухе витало тягостное ощущение неотвратимо надвигающейся грозы, заставлявшее наши сердца тоскливо сжиматься от дурного предчувствия.

Я поднялся и распахнул дверь холла, впуская в дом свежий ночной бриз. По небу плыли рваные тучи, в просвете между ними иногда показывалась луна, освещая окрестности своим холодным белым сиянием.

Стоя в дверях, я мог видеть только край Клумберского леса. Сам дом можно было разглядеть лишь с небольшой возвышенности неподалеку от дома. Сестра, накинув на голову шаль, предложила прогуляться, и мы вместе поднялись на вершину той возвышенности, дабы бросить взгляд на Клумбер-холл.

Нынче ночью окна Клумбер-холла не были освещены. Во всём громадном здании, от ската крыши и до цоколя, не мелькало ни единого огонька. Огромный массив неясно вырисовывался вдали, средь деревьев, окружающих его, такой темный и мрачный, больше напоминающий гигантский саркофаг, чем человеческое жилище.

Нашим возбужденным нервам чудилось что-то устрашающее в этой темной громаде дома и в царящей вокруг зловещей тишине. Некоторое время мы стояли, вглядываясь во мрак, а затем вернулись обратно в гостиную и сели ждать… мы и сами не знали, чего именно ждем, но при этом были абсолютно уверены, что вот-вот произойдет нечто ужасное.

Было около полуночи, когда сестра внезапно вскочила и вскинула руку, призывая меня прислушаться.

– Ты ничего не слышишь? – спросила она.

Я напряг слух, но безуспешно.

– Подойди к двери, – вскричала она дрожащим голосом. – А сейчас слышишь что-нибудь?

В глубокой ночной тишине я отчетливо различил приглушенное мерное постукивание, беспрерывное, но очень слабое и тихое.

– Что это? – спросил я, понижая голос.