– Я так и сделаю, – ответил Мордаунт, поднимаясь и протягивая трясущиеся руки к огню. – Вам уже известно, что у нас на протяжении многих лет были причины страшиться ужасного возмездия, которое должно было настигнуть моего отца за некий проступок, совершенный им в молодости. Этот проступок он совершил совместно с человеком, известным как капрал Руфус Смит, и сам факт, что этот последний разыскал отца накануне роковой даты, послужил нам предостережением. Мы поняли, что страшный час приближается, и что пятое октября этого года, – очередная годовщина со дня преступления, – станет на сей раз и днем возмездия. Я поведал вам о наших страхах в письме, и, если я не ошибаюсь, у вас, Джон, был разговор с моим отцом на эту тему. Когда вчера утром я увидел, что отец надел старую военную форму, которую он хранил со времен Афганской войны, я уже не сомневался, что наши дурные предчувствия оправдываются, и конец близок.
Днем отец показался мне гораздо более спокойным, чем когда-либо на протяжении всех этих лет. Он свободно говорил о своей жизни в Индии и о приключениях, пережитых им в молодости. Около девяти вечера он попросил нас подняться в наши комнаты, а затем запер нас, – предосторожность, которую он часто принимал, будучи снедаем дурными предчувствиями. Он всегда старался, бедный, всеми путями оградить нас от того проклятья, что нависло над его собственной несчастной головой. Перед тем, как расстаться с нами, отец нежно обнял матушку и Габриелу, после чего последовал за мной в мою комнату. Ласково пожав мне руку, он вручил мне небольшой пакет, адресованный вам…
– Мне? – перебил его я.
– Вам. Я выполню свое поручение и передам его вам, как только закончу свой рассказ. Я умолял отца позволить мне остаться с ним, чтобы я смог разделить с ним любую опасность, в чем бы она ни заключалась, но он отверг мое предложение с неумолимой непреклонностью и попросил меня не добавлять ему хлопот и не вмешиваться в ход событий. Видя, что мое упрямство лишь усугубляет страдания отца, я в конце концов позволил ему закрыть дверь и услышал, как поворачивается ключ в замке. Я всегда буду корить себя за недостаточную настойчивость. Но что можно поделать, когда ваш отец отвергает вашу помощь и сотрудничество? Вы же не можете заставить его принять их!
– Я уверена, вы сделали всё, что было в ваших силах, – сказала сестра.
– Отнюдь, дорогая Эстер, но, видит бог, было очень трудно решить, как следует поступить. Отец покинул мою комнату, и я слышал, как его шаги удалялись вдаль по коридору. Это было около десяти вечера или немного позднее. Какое-то время я расхаживал взад-вперед по комнате, а потом, поставив лампу у изголовья кровати, лег не раздеваясь и читал сочинение Фомы Кемпийского54
, от всего сердца молясь, чтобы ночь прошла без происшествий.Наконец я забылся тревожным сном, когда громкий звенящий звук внезапно ворвался в мои уши и разбудил меня. Я сел в постели, совершенно сбитый с толку, но вокруг вновь царила полная тишина. Лампа горела тускло, а часы показывали, что время близится к полуночи. Двигаясь ощупью, я нашарил спички и чиркнул одной из них, намереваясь зажечь свечи, когда тишину прорезал пронзительный, безумный вопль, прозвучавший так громко и отчетливо, как будто раздался в той же комнате, где находился и я. Мои окна выходят на главный фасад, в отличие от окон комнат моей матушки и сестры, так что только я мог, находясь у себя, обозреть подъездную аллею.
Открыв окно и распахнув ставни, я выглянул наружу. Вы знаете, что посыпанная гравием подъездная аллея непосредственно перед домом расширяется, образуя просторную площадку. И прямо в центре этой площадки, разглядывая наш дом, стояли трое мужчин.
Луна освещала их полностью, заставляя белки их воздетых горе глаз зловеще поблескивать. В свете луны я смог разглядеть, что все трое смуглолицы и темноволосы, – такой тип часто встречается среди сикхов и африди. Двое из них были худы, с лицами аскетов, на которых ясно читалось страстное нетерпение, а третий отличался величественной королевской осанкой, благородными чертами лица и ниспадающей на грудь бородой.
– Рам Сингх! – воскликнул я.
– Как, вы их знаете? – в величайшем изумлении вскричал Мордаунт. – Вы их встречали?
– Я знаком с ними. Это буддистские жрецы, – ответил я. – Но продолжайте.
– Они выстроились в ряд, – продолжал Мордаунт, – и стояли, вздымая руки вверх, а затем опуская их вниз. Губы их всё время шевелились, словно повторяя слова молитвы или заклинания. Внезапно они перестали жестикулировать, и в третий раз ночную тишину нарушил дикий, яростный, какой-то сверхъестественный вопль, – тот самый вопль, что пробудил меня ото сна. Никогда я не забуду этот ужасный пронзительный крик, прорвавшийся сквозь безмолвие ночи, и с каждым мгновением всё нарастающий и усиливающийся. Он до сих пор звучит у меня в ушах.