Тайна князя Галицкого

Холоп кивнул, подхватил весло, оттолкнулся им от берега, перебежал на корму, несколько раз гребнул в сторону, разворачивая судно носом к протоке, уселся на край, гребнул вдоль борта, подгоняя струг вперед. Рулем Тришка-Платошка не пользовался — у рыбацкого сына и так получалось неплохо.

— Пойду-ка я покемарю, — довольно похлопал себя ладонью по животу боярин Булданин. — Наелся, напился, косточки размял. Самое время и поспать!

— Это верно, — согласился Тимофей. — Хоть немного повеселились после тоски-то в четырех стенах. Почаще надобно у трактиров останавливаться!

Тем не менее он вслед за товарищем нырнул обратно в «четыре стены», в крытую каюту струга. Софоний же, расстегнув пояс, положил его рядом, скинул сапоги и сел на борту, свесив ноги вниз. До воды ступнями он, однако, не доставал, довольствуясь свежестью встречного ветерка.

— Совсем ты нас бронею умучил, дружище, — вздохнул он. — Жарко же, Басарга! Может, скинем?

— Ныне, вишь, пригодилась, — кивнул в сторону удаляющегося волока боярин Леонтьев. — Может статься, и еще понадобится.

— Не знаю, — пожал плечами его побратим, пригладив пальцами тонкие усики и аккуратную острую бородку цвета спелой вишни. — Коли на Ветлуге нас никто не обгонял, так и вестей о нас передать некому. Откель засаде взяться?

— Так на путях торных не токмо иезуиты засады устраивают. Тут иной раз и обычные душегубы шалят.

— И то верно, — усмехнулся боярин. — О разбойниках обычных я как-то не помыслил.

Басарга тоже скинул сапоги, снял саблю, уселся рядом, тихо спросил:

— А ты чего, и вправду сирота?

— Подкидыш, — пожал плечами Софоний. — Младенцем у ворот Ивановского монастыря[4] оставили. Монашки и приютили Христа ради. Говорят, симпатичным очень оказался, страсть как прихожанам нравился. Боярыня Карташева, едва увидела, столь умилилась, что постоянно на мое воспитание серебро жертвовала. Да и сейчас пару раз в год судьбой моей интересуется и кошель на расходы оставляет.

— Да? — В душе Басарги Леонтьева шевельнулось смутное подозрение, однако высказывать его он не стал, спросив вместо этого: — Как же ты тогда в бояре попал?

— Князь Воротынский по милости своей Зоринским углом пожаловал, — пожал плечами боярин Зорин. — Восемь дворов. Водовозы там обитают. Подати небольшие, ан платят исправно, жаловаться не могу. Четырнадцать годков мне было, когда Михайло Иванович меня там на дворе увидел. И так я ему приглянулся, что к себе решил забрать и тут же на обучение в обитель Костянскую отправил. Через два года князь Кураев за меня поручился, дабы новиком в реестр записали, боярин Шеин тогда же мне доходы с рядов торговых Неглинских подарил, а боярин Пижма долю свою от мельницы на Яузе. Мыслю, везуч я очень. Так всем нравлюсь, что ни доходов, ни серебра не жалеют…

Вопреки словам улыбался Софоний криво и грустно. Странное везение не знающего родителей сироту, похоже, только угнетало.

Басарга, не найдя что сказать, лишь тяжко вздохнул.

Струг же тем временем, миновав пару излучин, попал на разлив, пропустил мимо три идущих встречь ладьи, глубоко осевших в воду, закачался на волнах. Тришка, оценив размеры открывшегося простора, вытянул весло, перебежал к левому борту, распустил узел веревки, споро поднял носовой парус.

— Ты чего делаешь? — оглянулся на него Басарга. — Лес же впереди!

— Просвет за ним, боярин! Проскочим!

Паренек оказался прав. Разогнавшись на разливе, струг быстро проскочил тенистую узость меж двух мрачных ельников и снова вышел на открытое место. Правда, просветом оказалось затянутое рыхлым брусничником болото, разрезанное посередь речным руслом — однако ветер тут все равно оставался свежим, и судно резво бежало вперед, с шипением разрезая черную воду.

— Далеко нам еще, друже? — спросил Леонтьева боярин Зорин.

— До Ваги-то? Где-то с тысячу верст, наверное, — пожал плечами Басарга. — Роспись путевая в сундуке лежит, а так не помню.

— А ведь хорошую роспись Матрена-книжница тебе перед отъездом принесла? — оживился боярин. — Без нее мы бы точно средь проток лесных заплутали. И приметы все указаны, и отвороты, и по какой из рек сколько плыть надобно. Даже Ветлугу, и ту бы без росписи ейной не нашли. И собою купчиха хороша: статная, румяная, веселая! Есть на что посмотреть. И тебя, Басарга, любит, хоть ты нос от нее и воротишь. Не баба, а сокровище!

— Тебе роспись принести, друже? — хмуро ответил боярин Леонтьев.

— На что мне роспись, побратим? — хмыкнул Софоний и откинулся на спину, на мягко спружинившую крышу каюты. — Течение само приведет. Плыви себе да плыви, куда вода несет. Нет дороги лучше реки! Ни пыли, ни вони, ни ям, ни мостов ломаных. Тишь да прохлада. Она тебя и везет, она тебя и кормит, она тебя перед сном и укачивает… Верно сказываю, Тришка-Платошка?

— Верно, боярин, — с готовностью подтвердил холоп. — Лучше воды дороги нет.

* * *