Тайна короля

— Прости, — Алекто со вздохом опустилась рядом. — Просто после всех этих последних событий я уже не знаю, что думать, во что верить, и что делать.

— Если не знаешь, что делать, хочешь, сыграем в карты?

— Давай, — согласилась она.

Эли, вскочив, сбегал за колодой, и Алекто, вздохнув, кинула на покрывало первый прямоугольник.

* * *

Когда я вошла на кухню, его величество жадно пил из кувшина ягодную воду, держа его высоко над головой.

— Сир.

Омод замер, но не сменил позы и не обернулся, стоя ко мне спиной.

Я приблизилась. Он медленно опустил кувшин и посмотрел на меня.

— Миледи.

Мы надолго замолчали.

— Я встретил вашу дочь, — наконец, произнес он.

— Да, Алекто еще не оправилась после вчерашней травмы.

— Я должен идти, — начал было отворачиваться он.

— Постойте. — Я шагнула к нему. — Ваше величество, ваша мать беспокоится о вас.

— У нее нет для этого причин.

— Я так не думаю. — Я внимательно посмотрела на него. — Думаю, вам сейчас требуется поддержка. Пожалуйста, не отвергайте помощь, ни ее, ни мою. Давайте продолжим уроки.

— Вы уже помогли, миледи, — резко ответил он.

— Я не сделала и толики того, что хотела бы.

— Почему? Почему вы хотите помочь? — Он впился в меня взглядом. — Нас не связывает ничего, кроме клятвы поданного и короля, вы же заставляете меня чувствовать себя так, будто моя судьба вам небезразлична.

— Она мне действительно небезразлична, — в волнении воскликнула я. Омод отступил, и я докончила: — Все, что я делала, я делала искренне.

— Почему? — требовательно повторил он. — Вам нужны земли? Дела в замке идут неважно, и вы нуждаетесь в средствах? Или хотите остаться при дворе, и все это имеет именно такую цель?

— Я действительно хочу остаться при дворе, но вовсе не по тем причинам, которые вы перечислили, а чтобы помогать вам.

— Люди не делают ничего просто так, значит вам что-то нужно. Что вам нужно?

— Быть рядом. И… — я посмотрела на свои руки, — делать, что могу.

— Сделайте что можете для своей дочери. Из-за меня она вчера пострадала.

— Не из-за вас, это случайность на охоте. Но вам действительно следовало прежде спросить мое разрешение, и я бы ответила "нет".

Он посмотрел на меня.

— Что вам сказала моя мать?

— Что вы меняетесь, и это ее беспокоит.

— И что вы ответили?

— Что это нормально, и от вас требуется много мужества.

— Мужества? — он хрипло рассмеялся и убрал назад упавшую на лоб черную прядь. — На то, чтобы терять разум, много мужества не надо.

— Прошу, позвольте мне быть рядом и проводить уроки.

— Нет. Закончим на этом. — Он отвернулся и направился к выходу. — А тот нож, что вы подарили, миледи…

Я сделала шаг вперед.

— Да?..

— Вам следовало оставить его себе, — глухо докончил он и, не оборачиваясь, вышел.

* * *

Когда Омод вошел, мать работала над гобеленом, который, как он знал, отправится после в храм Святой Маргареты. Огромное полотно, зажатое между рамами, терялось по краям в темноте. На золотых нитях в центре играло пламя свечи.

Омод постоял у двери, понимая, по тому, как ее руки задержались, что мать почувствовала его присутствие, и двинулся вперед. Не отрывая взгляда от наполовину готового полотна, которое продолжал быстро движущийся челнок, он опустился на пол у ее ног.

— Вот так же в детстве я смотрел, как вы работаете…

— Да, — мать, чьи волосы были тщательно убраны под покров, рассеянно провела по его прядям и продолжила работу.

Омода всегда поражало, как из-под таких хрупких пальцев выходит такое масштабное изделие.

— Что вы чувствуете, когда работаете?

Ресницы матери дрогнули, но руки не замедлились.

— Наполненность. Слияние с тем, что делаю, и удовлетворенность от хорошо проделанной работы, от того что отдам гобелен тем, кому он предназначается.

— И почему вы выбираете такие сюжеты?

— Какие?

— Такие… не про замок, не про то, что происходит вокруг нас, а про Праматерь и небесные сферы, недоступные нашему пониманию.

Мать на миг задумалась.

— Должно быть, оттого что мне нравятся золотые нити, — рассмеялась она. — А сияние проще всего отобразить с помощью них.

Омод с легкой улыбкой продолжил следить за быстрыми движениями ее пальцев, постепенно успокаиваясь.

— Вы беспокоились обо мне?

— Вы мой сын, я всегда о вас беспокоюсь.

— Но в наши последние встречи я вел себя не так, как должно сыну.

— Скорее не так, как должно разумному королю. Надеюсь, наши соседи еще не успели начать приготовления к войне?

— Не успели. Я не отправил им послания.

— Хорошо.

Они замолчали.

— Вы чувствуете спокойствие, когда работаете? — Омод не отрывал взгляда от сверкающей нити, которая потянулась, ныряя и огибая другие.

— Да.

— А ощущаете, что делаете все правильно? Живете правильно?

— О да.

— Хотел бы я так же.

Омод замолчал, и мать, оставив работу, повернулась к нему.

— Я всем сердцем верю, что вы делаете важное дело. Я знаю, как много вы трудились, получив корону и готовясь к ней. Вы, как никто, заслуживаете пожать плоды своих усилий.

— Хотел бы я что-то сделать для вас…

— Вы сделаете, если, как раньше, станете делиться со мной тем, что вас тревожит, тем, что у вас на сердце.

Омод задумался.

— Скажите, что вы знаете о Морхольтах?