Тайна кровавой руки. Приключения Фрица Стагарта

Имя это, подобно искре, воспламеняло тысячи сердец.

— Нан! Нан! Браво, Нан!

Возгласы эти наполняли залу.

Я сам не мог избавиться от гипноза, производимого личностью этой необыкновенной женщины.

Нан подошла к рампе и поклонилась.

Это простое телодвижение, детское и вместе с тем женственное, полунаивное, получувственное, полусерьезное, полушутливое, возбудило новый взрыв восторга.

Пьеса продолжалась, но на нее не обращали больше никакого внимания.

Нан играла.

Когда она молчала, публика восхищалась ее мимикой, чудным ротиком, шелковыми длинными ресницами.

Когда она говорила, каждый шаг ее был стихом.

Каждое слово было песнью.

Глаза ее метали молнии в моменты аффекта.

Когда она улыбалась, зрители находились в каком-то очаровании, не решаясь даже громко вздохнуть.

В антракте за кулисы внесен был чудный букет.

— Это от меня, — сказал, улыбаясь, Стагарт.

Я с удивлением взглянул на него.

— Для кого?

— Ты еще спрашиваешь? Конечно, для Нан.

— С какой же целью ты это сделал?

— Я ее пригласил на сегодняшний вечер. Ее общество будет приятно и для тебя.

— Она не придет, — ответил я с уверенностью.

— Почему же, — возразил с улыбкой Стагарт. — Я убежден, что она француженка. Я передал ей свою карточку, на которой стоит: Comte de Voisier. Запомни хорошенько мою фамилию.

— А! — воскликнул я. — Ты думаешь, что графский титул имеет притягательную силу?

Он покачал головой.

— Я среди цветов положил драгоценное украшение. Оно стоит около пятисот долларов. Ты не думаешь, что это явится магнитом?

Я задумался.

— Пожалуй, что так, — произнес я после некоторого размышления. — Если ты так принимаешься за дело, то, наверное, будет успех.

После того, как кончилось представление и прекратились бесчисленные вызовы, мы вышли.

Нас ждал экипаж.

Стагарт крикнул что-то кучеру, после чего тот начал медленно проезжать взад и вперед.

Мало-помалу толпа, выходившая из сада, сравнительно поредела.

Стагарт, все время выглядывавший из кареты, подал кучеру знак. Карета остановилась.

Через дорогу перешла изящная дама и села в наш экипаж без малейшего смущения, как будто бы это был ее собственный экипаж.

Это была Нан.

Стагарт представил меня.

Экипаж покатился к центральному парку.

Мы вели разговор на французском языке.

Нан была очень мила, остроумна и, как мне казалось, в самом экстравагантном настроении.

Граф Стагарт был джентльменом в полном смысле этого слова.

Нан была светской женщиной.

Она тотчас же поняла, с кем она имела дело, и Стагарт был так любезен и галантен, что он сразу же произвел самое лучшее впечатление на избалованную актрису.

Странное впечатление, производимое им на мужчин, оказывало влияние также и на женщин и, когда карета остановилась у Казино в Центральном парке, Нан была уже вполне в его власти.

Стагарт заранее заказал для нас отдельный кабинет.

Скоро мы были в отличнейшем расположении духа, а превосходное шампанское слегка туманило нам головы.

— Вы, право, очень милы, — сказала Нан, слегка ударив Стагарта веером. — Вы всегда такой остроумный собеседник?

Тень промелькнула по лицу моего друга.

Но затем оно снова прояснилось.

— Не всегда, — ответил он. — Но разве можно быть не в настроении в вашем обществе?

— Что вы этим хотите сказать? — спросила Нан, грациозным движением выставляя свои изящные ножки, обутые в кокетливые туфельки.

— Это легко понять, — ответил Стагарт. — Разве вы сами не воплощаете в себе то, что у нас называется настроением? Вы вся — очаровательная и возбуждающая нервы улыбка. Каждый из ваших жестов — цветная симфония.

Она взглянула на него.

— У вас оригинальные мысли, — тихо сказала она.

Затем она откинула голову, вскочила и сделала несколько движений канкана.

— С чем вы могли бы меня сравнить, граф? — воскликнула она, приподнимая бокал с шампанским.

Никогда я не видел более спокойной улыбки на лице Стагарта, чем теперь, при этом очаровательном движении этой чудной женщины, одна близость которой действовала опьяняюще.

— Вы гениальное олицетворение греха.

Она остановилась и недвижимо стояла несколько мгновений.

Затем она украсила свои волосы двумя розами.

Ленточки, на которых держался ее корсаж, развязались, и перед нами почти обнажилась ее белоснежная, чудная грудь.

— Это старое сравнение, — расхохоталась она. — Грех. Я думала, что вы будете оригинальнее, граф де Вуазье.

И она бросилась на мягкие подушки восточного дивана.

— Вы правы, — ответил спокойно мой друг. — Мое сравнение глупо. И все-таки оно близко к истине. Если бы я был художником, я изобразил бы вас и дал бы картине оригинальное название.

Нан приподнялась.

Она повернула к моему другу свое детское лицо.

— Это интересно! — воскликнула она. — Как бы вы меня изобразили, граф?

— Я бы нарисовал вас такой, какой вы являетесь в действительности, когда вы чувствуете к кому-нибудь страсть. Дикой, грубой чувственностью должна дышать вся ваша фигура. В вас должно быть что-то змеиное. Вы должны стоять немного наклонившись, как хищный зверь, который собирается броситься на свою жертву.

В опущенную руку я вложил бы вам револьвер, а в пяти шагах от вас на ковре я изобразил бы труп человека и подписал бы под этой картиной: