Тайна леди Одли

– Мне твои секреты ни к чему, Люк, – заявила она, – только надеюсь, ты не станешь поливать грязью тех, кто был к нам добр и щедр.

– Обойдусь без твоей указки. Что захочу, то и скажу, – яростно прохрипел Люк. – Ты вроде как не пастор и не судья.

Даже на смертном одре грубый и деспотичный хозяин трактира не изменил своим привычкам. И все же сквозь черную мглу невежества, омрачавшую его душу, пробивался слабый луч света. Злое, обиженное раскаяние в своей пьяной, эгоистичной и порочной жизни побуждало его предпринять хоть какие-то попытки оправдания. Облизав побелевшие губы и взглянув запавшими глазами на Роберта, он указал на кресло возле себя и сказал:

– Вы играли со мной, мистер Одли, как кошка с мышкой. Выводили из себя, швыряли из стороны в сторону, рассматривали, выворачивали наизнанку до тех пор, пока вам не показалось, что вы знаете столько же, сколько я. Мне не за что было благодарить вас, по крайней мере до пожара в таверне. А теперь хочу сказать спасибо за все. Я сроду не благодарил таких, как вы, – давая миску похлебки, они всякий раз поднимали такой шум, что хотелось швырнуть ихние подачки обратно… Но ежели человек благородного сословия, рискуя собственной жизнью, вытаскивает из огня такую пьяную скотину, как я, то даже я чувствую благодарность и хочу сказать перед смертью… Я по физиономии доктора вижу, что долго не проживу, и потому хочу сказать: спасибо, сэр, премного вам обязан.

Раненый протянул Роберту дрожавшую левую руку – правая, обожженная, была перебинтована.

Молодой человек сердечно пожал эту грубую руку и сказал:

– Не стоит благодарности, мистер Маркс. Рад был помочь.

Люк помолчал, внимательно разглядывая собеседника.

– Того джентльмена, что пропал тогда в Одли-Корте, – ведь вы его очень любили, сэр?

Роберт вздрогнул.

– Я слышал, вы были не разлей вода с этим мистером Талбойсом, сэр, – повторил Люк.

– Да, он был моим лучшим другом.

– В Одли-Корте судачили, что вы места себе не находили, когда он пропал, вроде родного брата потеряли. Так ведь, сэр?

– Да-да, все так. Только прошу вас, не нужно. Мне больно об этом говорить.

«Неужели меня вечно будет преследовать призрак непогребенного друга? – подумал Роберт. – Я пришел навестить больного, и даже здесь меня преследует неумолимая тень, даже здесь мне напоминают о тайном преступлении, омрачившем мою жизнь».

– Послушайте, Маркс, – сказал он. – Я чрезвычайно тронут вашей благодарностью и рад, что смог вам помочь, но если вы послали за мной, чтобы поговорить о моем пропавшем друге, не утруждайте себя и избавьте меня от лишней душевной боли. Вы не можете рассказать мне больше, чем я уже знаю. Худшее, что вам известно о женщине, которая была когда-то в вашей власти, я узнал от нее же самой. Умоляю, давайте оставим этот разговор. Повторяю, ничего нового вы мне не откроете.

Люк задумчиво посмотрел на собеседника и загадочно улыбнулся:

– Так уж и ничего?

– Ничего.

– Она сама вам рассказала?

– Я же просил вас оставить эту тему, – начиная раздражаться, ответил Роберт. – Я не желаю об этом говорить. Какие бы открытия вы ни сделали, в свое время вам достаточно заплатили за молчание, как я понимаю. Порядочнее с вашей стороны молчать до конца.

– Вот как? – прошептал Люк Маркс. – По-вашему, мне лучше держать язык за зубами?

– Определенно. Вам ведь заплатили за молчание, значит, честнее молчать до самого конца.

– Вы так думаете? А вдруг у миледи свои секреты, а у меня свои? Что тогда?

– Вы о чем?

– Предположим, я мог рассказать кое-что интересное с самого начала и сделал бы это, если бы ко мне относились по-человечески, а не кидали кости, как собаке, лишь бы не укусила. Может, и рассказал бы тогда.

Изможденное лицо больного осветила жуткая торжествующая ухмылка.

«У бедняги помутился разум, – подумал Роберт, – нужно быть снисходительным, ведь он умирает».

Маркс лежал несколько мгновений с хитрой улыбкой на лице. Старуха, уставшая присматривать за умирающим сыном, задремала, склонившись острым подбородком к очагу, где все еще булькал никому не нужный бульон.

В этот глухой ночной час все звуки слышались особенно четко. Осыпающийся пепел в очаге, зловещее потрескивание горящих углей, медленное и тяжеловесное тиканье часов внизу, унылые завывания мартовского ветра, точь-в-точь вопли банши[9], выкрикивающей страшное предупреждение, хриплое дыхание больного – в торжественной тишине дома выделялся каждый звук.

Роберт сидел, закрыв лицо руками, и думал, что будет с ним теперь, когда горестная тайна судьбы друга раскрыта, а страшная судьба его жены привела несчастную в бельгийский сумасшедший дом. Что будет дальше?