– Еще бы! – рассмеялась миледи. – Он платил мне двадцать пять фунтов в год. Подумать только, шесть фунтов пять шиллингов каждые три месяца! Как сейчас помню: шесть грязных потертых соверенов и жалкая кучка серебряных монет, доставленных прямо из больничной кассы. Господи, я и этому радовалась! А сейчас… не могу удержаться от смеха, когда подумаю, что каждый тюбик этой краски стоит гинею, а вон те, кармин и ультрамарин, – по тридцать шиллингов за штуку. Недавно я подарила миссис Доусон одно из своих шелковых платьев. Видели бы вы, как она растрогалась и с какой осторожностью мистер Доусон унес это добро, завернув его в плащ!
Леди Одли весело рассмеялась. Этюд был почти готов, оставалось нанести самой тонкой собольей кисточкой несколько завершающих мазков. Готовясь к этому, миледи оценивающе взглянула на свою работу. Роберт пристально наблюдал за женщиной.
– Великая перемена, – промолвил он после паузы, столь долгой, что миледи вполне могла забыть, о чем шла речь. – Грандиозная! Тысячи женщин отдали бы ради такой перемены все на свете.
Ясные голубые глаза леди Одли, устремленные на молодого адвоката, стали еще больше. Зимний солнечный свет, лившийся из бокового окна, таял в их прекрасной лазури, пока они не замерцали голубым и зеленым, будто опаловые оттенки моря в летний день. Тоненькая кисточка выпала из руки миледи, и лицо крестьянина на этюде утонуло в багровом мазке.
Роберт осторожно размял пальцами раскрошившийся кончик сигары.
– Похоже, мой приятель из табачной лавки на углу Ченсери-лейн, где я всегда покупаю сигары, подсунул мне второй сорт, – пробормотал Роберт. – Если вы курите, дорогая тетушка – многие женщины этим грешат, – будьте предельно внимательны, выбирая сигары.
Миледи подняла кисточку и звонко рассмеялась:
– Странный вы человек, мистер Одли! Порой вы задаете трудные загадки…
– Ваши не легче, милая тетушка.
Миледи отложила краски и альбом и, усевшись в глубокой нише у другого окна, подальше от Роберта Одли, принялась за монументальное полотно из берлинской шерсти: вышивку, в которой местечковые пенелопы лет десять или двадцать назад очень любили упражнять свою изобретательность – сцену в Болтонском аббатстве.
Теперь хозяйка дома сидела достаточно далеко от Роберта, на другом конце комнаты, и он мог лишь время от времени мельком видеть ее прекрасное лицо, окруженное сияющим ореолом золотистых волос.
Роберт пробыл в поместье уже неделю, однако до сих пор ни он, ни миледи ни разу не произнесли имя Джорджа Талбойса. И лишь в это утро, истощив все обычные темы, леди Одли поинтересовалась другом своего племянника:
– Скажите, а этот мистер Джордж… Джордж…
– Талбойс, – подсказал Роберт.
– Да, конечно, Джордж Талбойс – фамилия, кстати, довольно странная, да и владелец ей под стать – так вот, хочу спросить: вы давно с ним виделись?
– После седьмого сентября – ни разу. Именно в тот день он покинул меня спящим на лугу на другом конце деревни.
– Боже! – воскликнула миледи. – Значит, я не ошиблась: с вашим молодым другом действительно не соскучишься. Но вы наверняка его искали, верно? Что вы предприняли?
Роберт коротко поведал, как съездил в Саутгемптон и Ливерпуль и что из этого вышло. Миледи слушала его весьма внимательно.
Чтобы удобнее было рассказывать, он покинул свое место, прошел через комнату и сел напротив.
– И к какому же выводу вы пришли? – спросила, помолчав, хозяйка поместья.
– История весьма загадочная. Я пока не готов делать выводы, хотя думаю, что нащупал в темноте путь к двум предположениям, в которых почти совершенно уверен.
– И что это за предположения?
– Во-первых, Джордж не доехал до Саутгемптона. Во-вторых, он вообще туда не ездил.
– Его тесть утверждает, что виделся с ним.
– У меня есть основания сомневаться в искренности старика.
– Господи, что все это значит? – жалобно вскричала его собеседница.
– Понимаете, леди Одли, – серьезно произнес молодой человек, – я никогда не работал адвокатом. Я выбрал профессию, представители которой несут высокую ответственность и имеют священные обязанности, а сам уклонялся от обязанностей и ответственности, как и от всех прочих хлопот этой беспокойной жизни. Но порой мы оказываемся в том самом положении, которого всячески избегали… Леди Одли, вы когда-нибудь сталкивались с теорией косвенных улик?
– Как только у вас язык повернулся спрашивать бедную женщину о подобных мерзостях?