Тайна леди Одли

– Косвенные улики, – промолвил молодой человек таким тоном, будто не услышал вопроса, – это множество тончайших ниточек, мельчайших деталей, которые собирают по крупицам. Их достаточно, чтобы повесить человека. Вы себе не представляете, какие ничтожные мелочи могут привести к раскрытию самой страшной тайны! Клочок бумаги, оторванный лоскуток или пуговица, ненароком оброненное слово, обрывок письма, открытая или закрытая дверь, тень, мелькнувшая за шторой, время на чьих-то карманных часах… Тысячи обстоятельств столь незначительных, что преступник давно о них забыл, однако все они – стальные звенья чудесной цепи, выкованной с помощью науки руками детектива. И – чу! – виселица построена, звонят хмурым ранним утром печальные колокола, скрипит под ногами преступника деревянный помост, и свершается правосудие…

Лицо прекрасной женщины, на котором лежали слабые зеленые и малиновые тени от разрисованных многостворчатых окон, смертельно побелело, изящные ручки бессильно скользнули вниз, и леди Одли упала без чувств.

– Круг моих поисков день ото дня сужается, – сказал Роберт. – Джордж Талбойс не добрался до Саутгемптона.

Глава XVI. Изгнание из рая

Рождественские святки закончились, гости начали разъезжаться. Дородный сквайр и его супруга освободили комнату с гобеленами, и чернобровые воины, оставшиеся в одиночестве, бросали со стен свирепые взгляды на опустевшие апартаменты, дожидаясь новых постояльцев.

Смешливые девицы кое-как упаковали свои чемоданы с сундуками, и газовые бальные платья, прибывшие сюда в идеальном состоянии, мятыми грудами разъехались по домам.

Громоздкие семейные экипажи, запряженные лошадьми, привычными к более тяжелому труду, чем езда по деревенским дорогам (об этом красноречиво свидетельствовали несостриженные щетки над копытами), подогнали к дубовой парадной двери и как попало загрузили всевозможным женским скарбом. Хорошенькие розовые личики выглядывали из окон, одаривая хозяев прощальными улыбками, и дребезжащие кареты с грохотом уносились под увитые плющом своды арки.

Сэр Майкл, всеобщий любимец, пожимал руки юным любителям охоты, целовал розовощеких девушек и обнимал тучных матрон, благодаривших его за приятное времяпровождение. Радушный, щедрый хозяин спешил из комнаты в комнату, из гостиной в конюшню, из конюшни на двор, со двора к арке, дабы проводить уезжающих гостей.

В эти прощальные дни золотистые кудряшки миледи мелькали там и сям, точно солнечные зайчики. Ее большие голубые глаза хранили очаровательное печальное выражение, полностью гармонировавшее с легким пожатием маленькой ручки и дружескими, хотя и несколько однообразными речами: «как жаль с вами расставаться, просто не знаю, что мы будем делать, пока вы не приедете вновь…».

И лишь один гость не выказывал ни малейшего намерения избавить хозяев от своего присутствия – Роберт Одли.

Он заявил, что никаких срочных дел у него нет и что жить в Лондоне летом прекрасно, а зимой совершенно невыносимо: сырость, грипп, ревматизм! А в Одли-Корте все так добры к нему, что спешить ни к чему.

– Оставайся сколько хочешь, мой мальчик, – сказал сэр Майкл. – Сына у меня нет, будь мне вместо сына. Главное, постарайся ладить с Люси и живи тут хоть до конца своих дней.

Роберт с чувством потряс дядюшкину руку и растроганно пробормотал: «Ах вы, старый добряк!»

Следует заметить, что когда племянник назвал баронета старым добряком, в его голосе слышалась едва уловимая печаль, некая тень любовного сожаления. Глаза Роберта, сидевшего в уютном уголке у камина, затуманились, и он задумчиво посмотрел на убеленного сединами родственника.

Перед отъездом один из молодых спортсменов, сэр Гарри Тауэрс, назначил мисс Алисии Одли свидание в дубовой библиотеке. В этом разговоре отважный сквайр обнаружил столько неподдельно искренних чувств, что у Алисии дрожал голос, когда она отвечала, что всегда будет уважать его за честное и благородное сердце, но он не должен требовать от нее большего.

Сэр Гарри стремительно покинул библиотеку через стеклянную дверь, выходившую в сад, и скрылся под липами, свернув на ту самую дорожку, которую Джордж Талбойс сравнил некогда с кладбищенской аллеей. Там, под голыми черными липами, он дал бой собственному сердцу.

– Глупец! – воскликнул он, топнув ногой по мерзлой земле. – Я так и знал! Она слишком хороша для меня, благослови ее господь! Как ласково она говорила, как прекрасна была с алым румянцем на смуглой коже и со слезами в больших серых глазах – почти как в тот день, когда она перелезла через поваленный забор и позволила мне положить лисий хвост в ее шляпу! Благослови ее господь! Я бы смирился, не влюбись она в подлого адвокатишку!

«Подлый адвокатишка» тем временем стоял в гостиной, рассматривая висевшую на стене карту. Алисия вышла из библиотеки с покрасневшими после объяснения с сэром Гарри глазами.

– Так я и знал, – сказал близорукий Роберт, почти водя носом по карте. – Норвич находится в Норфолке, а не в Хартфордшире, как утверждал невежда Винсент… А, это ты, Алисия?

– Да, – отрезала девушка, проходя мимо.

– Ты плакала?