Тайна Оболенского Университета

Начало и конец неразделимы, как змея, кусающая свой хвост. Конец каникул есть начало учебного семестра, конец праздности – начало работы, конец любви – начало равнодушия. Но есть один вечный вопрос, ответ на который никому доподлинно неизвестен. Началом чего является конец жизни? Мне было больно сознавать, что добродушного Сергея Петровича с нами больше не было. Я всем сердцем хотела верить, что для него, как и для моего папы, началась другая безмятежная жизнь.

После похорон все стали расходиться по домам и жилым корпусам, на вечер в столовой был запланирован ужин в память об усопшем библиотекаре, а пока предоставили время для личной скорби. По пути к дому отца меня нагнал Захар Нилов. Всю церемонию на кладбище он не сводил с меня взгляда, словно знал, где и как я на самом деле провела новогодние каникулы.

– Лера! Лера Ланская!

– Здравствуйте, Захар Артемович. Вы что-то хотели? – равнодушно поинтересовалась я.

– Как каникулы?

– Вас это интересует? Мне кажется, сейчас не лучший момент для светской беседы.

– Я уже говорил вам, Лера, что ваши отношения с научным руководителем вызывают у меня некоторые подозрения. И тут новогодние каникулы, вы оба уезжаете из Оболенки на все время…

– Захар Артемович, разве только я и Арсений Витальевич уезжали на праздники? Мне казалось, что разъехался практически весь Университет, – возразила я, стараясь не подать виду, что вопросы преподавателя меня волнуют.

– Да, но время вашего отсутствия поразительным образом совпало, – продолжил Нилов.

– Правда? Насколько я помню, Арсений Витальевич уехал раньше меня…

– На день. На день раньше уехал, на день раньше вернулся. Лера, я говорю это как друг вашего отца, не переходите черту с Романовым. Поверьте, я об этом узнаю.

– Вам нечем больше заняться, кроме как следить за мной?! – вспылила я.

– О, поверь, мне есть чем заняться, но, к сожалению, вынужден тратить время на тебя и Романова, – резко переходя на «ты», прошипел он.

– Так не тратьте! Я уже говорила, что у меня нет никаких отношений с Арсением Витальевичем, кроме деловых!

– Лера, – Нилов приблизился ко мне так, что между нашими лицами оставалась какая-то пара сантиметров, – ты горько пожалеешь, если у тебя с Романовым что-то есть!

– В данный момент, Захар Артемович, скорее можно предположить, что роман у меня с вами: преследуете меня, говорите на таком непозволительно близком расстоянии…

Мои слова подействовали. Нилов отшагнул от меня, как от прокаженной, и, кинув на прощанье «я предупредил», размашистым шагом направился в сторону учебного корпуса. Только когда он отошел достаточно далеко, я смогла перевести дыхание. Мне хотелось тут же побежать к Диме и все ему рассказать, но сейчас это было бы глобальной ошибкой. Кончилось беззаботное время каникул. Снова вокруг нас была опасность. Добро пожаловать в Оболенский университет!

До ужина я решила пересидеть в папином коттедже. Дима пока не объявлялся. Он не звонил и не писал, в его доме не горел свет. Я разрывалась от желания позвонить ему и понимания, что лучше этого не делать. Только за полчаса до ужина от Смирнова пришло сообщение:

Оставайся на ночь в доме отца. На ужине ко мне не подходи. Приду через подземелье в полночь. До этого позвоню.

Видимо, этот опасный путь оставался для нас единственным, не вызывающим подозрений. Значит, не только со мной успел побеседовать Захар, раз Дима решился на такие меры. Я проверила ключ от двери в подземелье и, удостоверившись, что он у меня, отправилась на поминальный ужин.

Университетская столовая была оформлена траурной атрибутикой. Рядом с преподавательским столом установили постамент с портретом Сергея Петровича, а на место, где он обычно сидел, положили венок из белых лилий. Это выглядело так пугающе, словно нас пригласили отужинать с покойником.

Из-за стола поднялся ректор, поприветствовал нас и начал скорбную речь. Потом он предоставил слово преподавателям, и каждый должен был высказаться о Сергее Петровиче. Я с ужасом ждала, когда очередь дойдет до Димы. Весь этот спектакль ему тоже пришелся не по вкусу. Как бы стойко он ни держался, по его бледному лицу и беглым взглядам на место библиотекаря я поняла, как ему неуютно. Но тут неожиданно Серов обратился ко мне.

– Валерия Ланская, вы не хотите высказаться о нашем несчастном Сергее Петровиче? Я знаю, что вы были дружны с ним. Думаю, ему было бы приятно услышать от вас пару добрых слов.

Говорить мне совершенно не хотелось. Я чувствовала тоску по доброму старичку, мне было больно, что его с нами больше нет, и испытывала ужас при мысли, что с несчастным просто-напросто расправились. Но все эти переживания были моими, и я не хотела ими делиться. Тем более, делиться с его убийцами.

– Валерия? – настойчиво обратился ректор, и я поняла, что он не оставляет мне пути назад.