Тайна острова буяна (полностью)

дрогнет неуловимо - и становится совсем иным. Только потом соображаешь, что это

край тучки по солнцу скользнул, отбросив на землю легчайшую тень - даже не тень, а

так, полутень, будто в воздухе рябь пробегает. Или это вода в прозрачном затончике вдруг

помутнела, будто пленкой подернулась, и холодком потянуло на долю секунды - и после

этого уже не доверяешь теплоте воды... Словом, бывают вот такие мимолетные перемены,

во время которых что-то ломается, и ты понимаешь, что вот сейчас погода бесповоротно

пошла на спад, и приближается ненастье, что эта первая легкая весточка - она как

малюсенький камушек, который, покатившись с вершины горы, тревожит камни крупнее

и крупнее, и вот уже их целая лавина летит, сметая все на своем пути.

Я не знаю, толково ли я объясняю про эти моменты перелома, которые так

отчетливо чувствуешь всей кожей и всем сердцем, а начнешь разбираться, что же ты

почувствовал - и не можешь найти внятных слов. Да, мне кажется, это надо просто

чувствовать, и тот, кто ходил в дальние походы или в ночную рыбалку, или вообще

подолгу жил вдали от города - тот меня поймет. Ощущение было такое, будто природа

нахмурилась на этого типа, взявшего нас в оборот, потому что ну очень он ей не

понравился. И я как-то поспокойней стал. Я поглядел вокруг, на тихую воду, на берега,

где на деревьях оставалось ещё много золотой листвы, хотя с некоторых деревьев она и

облетела целиком, на буро-зеленые тростники, на все ещё свежую зелень травы - к

самому берегу, кроме прочего, подступали кустики брусники, которые и зимой не вянут,

остаются такими же глянцевито зелеными, и если копнуть снег, то натыкаешься на их

упругий ковер, которому никакой мороз не страшен - услышал шелесты и шорохи,

дальний-дальний крик диких гусей, и подумал, что все у нас будет хорошо. Хотя

тревожное чувство не проходило, и связано оно было не с этим мужиком, а вот с этим

изменением в природе - каким-то очень быстрым поворотом на холод, говорившим о

том, что, как ни крути, а время золотой осени прошло и зима на подходе. Я вспомнил, как

Брюс жался под крышу, и подумал: неужели он оказался самым чутким из всех нас? Нет,

бурана я не боялся, но я знал, что, когда приходит срок, тучи могут набежать за несколько

часов, и такой дождина зарядит, что ой-е-ей, а, согласитесь, ночевать на острове под

проливным дождем - это совсем не в лом. В облом, скорее.

- Так куда плыть? - спросил я у мужика, берясь за веревки, управлявшие

парусом.

- Прямо, вперед, - велел он. - И смотрите в оба, не появится ли на озере какая-

нибудь лодка. Не успеете вовремя предупредить меня - я вас!..

Я кинул на него быстрый взгляд. Судя по тому, как он заговорил о других лодках,

которые могут здесь блуждать - он сам чего-то боялся, и боялся довольно сильно. А

Ванька и Фантик с удивлением поглядели на меня - они не могли понять того

спокойствия, с которым я стал разговаривать с этим жутким психом.

Тут, мне думается, можно предложить два объяснения этому спокойствию, которое

во мне вдруг поселилось. Во-первых, когда страх слишком сильный, то быстро устаешь

бояться - ну, знаете, сначала боишься, боишься, а потом становится все равно, будто

откат происходит. Будто как все чувства притупляются. Во-вторых, до меня дошло то, что

я должен был сообразить с самого начала, если бы не был так напуган: мужик-то, судя по

его говору, не из местных! Да и кто бы из местных рискнул вот так взять нас на прицел?

Отец отпустил нас абсолютно спокойно - в том смысле, что если и волновался, то боясь

только подвохов со стороны природы, а не со стороны людей - потому что нас знали на

много километров вокруг, и самая оголтелая шпана, наткнись мы на неё (что было очень

маловероятно, учитывая, что в направлении острова Коломак местность довольно

малолюдна) не рискнула бы портить нам наше путешествие. Были, конечно, отморозки,

вроде обитавших на нашем острове Шашлыка и Мишки Чумова - но и они предпочитали

избегать конфликтов с нами, после нескольких историй, о которых я рассказывал в

предыдущих повестях.

То, что мужик не местный, можно было сообразить и по его снаряжению:

новенькому и дорогому, от болотных сапог, куртки и ружья, до надувной лодки и мотора

- на моторе аж смазка ещё жирно отблескивала, и не нашенского был производства этот

лодочный мотор. То есть, получалось, этот псих недоделанный экипировался специально

для затеянного им похода - а значит, должен был плохо ориентироваться в наших краях.

Но мы-то ориентировались отменно, поэтому, я не сомневался, нам обязательно

представится случай либо оторваться от него, либо позвать на помощь взрослых из одной

их редких прибрежных деревенек, которые мы будем проплывать. И, кроме того, этот тип

и сам сильно нервничал. Достаточно вспомнить, как он ломанул сквозь кусты на мой

крик - и как он судорожно держал на прицеле нас - трех детей! - боясь хоть на

секунду оставить нас вне поля зрения, чтобы уразуметь: он сам чего-то безумно боялся, и

поход, в который он отправился, был не просто туристской прогулочкой, не вылазкой

ради того, чтобы последних уток пострелять.