Тайна перламутрового дракона

— Горбатого могила исправит! — совсем уже раздраженно рыкнул Эйнард и так быстро вышел из палатки, что Ана едва успела схорониться за ней. Следом появился Дарре, поспешивший за тестем и так же, как и тот, не заметивший сестру. Впрочем, это было даже к лучшему. Сейчас Ана не желала ни с кем общаться и ничего объяснять. Она должна была увидеть Хедина. Обнять его, прижаться покрепче, обогреть своим теплом. Возродить надежду, которой, кажется, его напрочь лишили целители. Ану не пугал их приговор. Даже если Хедину грозило навсегда остаться калекой, она не собиралась отказываться от него. Даже если Создатели пожалеют для него чуда, как всегда жалели, вместе они со всем справятся. Надо только не отчаиваться. И не бояться трудностей.

Ана выдохнула и приоткрыла полог палатки. Все-таки что-то не давало ей покоя, нависнув неясной угрозой и породив неприятный трепет в груди.

Впрочем, Ану это лишь подтолкнуло к действиям. Она сжала кулаки, подбадривая себя, и решительно вошла внутрь.

Чего она ждала? Что Хедин, как когда-то, вздрогнет, тряхнет недоверчиво головой, а потом сожмет ее в объятиях, уткнется лицом в волосы и будет так пережидать первый всплеск эмоций после встречи?

— Следовало ожидать, — раздался его недовольный голос из угла прежде, чем глаза Аны привыкли к полумраку и она сумела рассмотреть бледное лицо любимого и его безвольную руку, прижатую плотной повязкой к торсу. — Кого они еще там к бедному больному герою привезли? Маменька у входа речь готовит, или племяшки в качестве отвлекающего маневра призваны?

— Какого отвлекающего маневра? — растерялась Ана, никак не ожидавшая подобной встречи. — Я сама пришла. Дарре меня и брать-то не хотел.

— Сама, значит? — хмыкнул Хедин и постарался сесть на подстилке, но тут же скривился от боли и даже зубами скрипнул, давя стон. Ана тут же бросилась к нему, желая помочь, но Хедин только мотнул головой и глянул на нее с такой яростью, что Ана невольно отдернула руки. — Прилетела, значит, помощь калечному оказывать? С ложки кормить, горшок ночной выносить? Сказки на ночь рассказывать?

— Могу и сказки, — нахмурилась Ана, отчаянно пытаясь понять, на что вдруг Хедин рассердился и почему набросился на нее, как на лютого врага. — Не хочешь сказку — песню спою. Это у меня тоже неплохо получается.

Она постаралась улыбнуться, чтобы как-то разрядить обстановку, но Хедин не оценил ни ее попытки, ни предложения.

— Оно и видно! — припечатал он. — Складно поешь. Только игры кончились, Ана! Сейчас начинается суровая жизнь, и я очень сомневаюсь, что тебе захочется ее испробовать!

— Может, я сама решу? — не удержала раздражения Ана, теперь отлично представляя, почему сорвался Эйнард. — Суровая — не суровая, а мы с тобой связаны. И ты, надеюсь, не думаешь, что я могу нарушить данное тебе обещание?

Лицо у Хедина словно бы окаменело. Ана невольно коснулась Дара Солнца на груди, чувствуя, что происходит нечто страшное, и словно бы ища у камня защиты.

— Освобождаю тебя от обещания, — сдавленным голосом проговорил Хедин. — Не надо мне таких жертв! Перебьюсь!

— Да какие жертвы?! — воскликнула уязвленная Ана. — Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой! Я хочу делить на двоих не только радости, но и невзгоды — разве не об этом градоначальник обычно говорит на венчании? Две руки, одна рука — для меня это неважно!..

— Для меня важно, — неожиданно глухо проговорил Хедин, и она замолчала, подчинившись столь непривычному тону. — Ана, я знаю тебя гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Знаю, сколь важен для тебя долг и как много ты готова положить на его алтарь. Знаю, как ты любишь справедливость и как готова драться за нее с кем угодно. Знаю, что ты способна посвятить свою жизнь заботе о калеке и ни разу не пожалеть об этом. Только я не буду потворствовать твоей жалости. Это, как минимум, не по-мужски.

— Это, как минимум, глупо! — все еще не веря в серьезность его намерений, выдохнула Ана. Но Хедин оставался тверд.

— Пусть так, — согласился он, — это ничего не меняет. Я не сяду обузой тебе на шею. Если хочешь, можешь считать меня предателем, но свадьбы не будет. По крайней мере, пока не заставлю руку работать!

Он словно вынес приговор, и у Аны захолодело в груди, потому что теперь она совершенно точно осознала, сколь Хедин серьезен в своем решении. Он готов разрушить их будущее, только потому что придумал себе какую-то жалость и уверился в ней, вместо того чтобы услышать о ее истинных чувствах. Да разве жалость способна толкнуть Ану в мужские объятия? Она всю жизнь жалела Эдрика, но ни разу даже мысли не допустила, что он способен стать ее суженым. И никогда бы не подумала, что эта черта станет препятствием на ее пути к счастью. Но возражать Хедину, когда он говорил такие голосом — не повышал его, не дерзил, не язвил, а словно бы выворачивал наизнанку душу — Ана не могла. У нее не было в голове ни единого слова, способного разубедить любимого в той несусветной чуши, что он себе насочинял. Только:

— Ох и дурак!

Хедин улыбнулся, да только Ане от этой улыбки захотелось плакать.