Тайна перламутрового дракона

— Дай мне ключ, — сказал он. — Провожу тебя домой, потом вернусь сюда и постараюсь восстановить все, как было. Не думай, я каждый твой шаг запомнил. Специально не мешал, чтобы ничего не упустить.

Джемма выполнила его просьбу без единого возражения.

— А если бы… — начала было она, но снова не закончила.

— Сорвал бы замок, — отозвался Арве, убирая ключ в карман. — Пусть бы парни думали, что к ним воры проникли, — все лучше, чем армию без оружия оставить.

Джемма еще раз вздохнула и быстро поцеловала Арве в щеку. Какие бы требования он не предъявлял будущей жене, в его товарищеских качествах не стоило сомневаться. Значит, у Джеммы по-прежнему был хороший друг. А это не так уж и мало.

Глава восьмая: Изобретатель

Мастерская в последние дни стала для Эдрика своеобразным убежищем. Только здесь он мог побыть самим собой, не нарываясь всякий раз то на недоуменный, то на ненавидящий взгляд; не отвечая на бестактные, а порой и откровенно издевательские вопросы; не пытаясь выглядеть спокойным и равнодушным.

Какое, к эндовой бабушке, равнодушие? Эдрик сам не знал, что способен испытывать столь сильные чувства, но они просто пожирали его, не оставляя сил и желания существовать. Слабак! А еще надеялся, что Джемма сможет его полюбить. Крылья делал, чтобы стать хоть чуточку ближе к ней.

Сейчас хотелось разломать их в труху, и только мысль о том, что они могут понадобиться в походе, останавливала. Кочевники и так-то всегда были страшной силой, бравшей любой город за пару дней противостояния, а уж призвав на помощь драконов, казались вовсе непобедимыми. Эдрик не знал, каким образом отец рассчитывает их разбить, да еще и в чистом поле, где один кочевник стоил троих армелонцев, но пообещал ему сделать для победы все возможное. И не мог нарушить слово даже в нынешнем состоянии.

Каково это — потерять все на свете? Брата, на которого всю жизнь равнялся? Друга, который разделял увлечения и понимал с полуслова? Любимую девушку, без которой мир казался тусклым и бесцветным? Его освещали лишь яркие розовые глаза, и Эдрик сам от них отказался. Струсил, не решившись признаться Джемме в своих чувствах. Зазнался, считая себя вправе осуждать ее за выбор Хедина. И отчаялся, решив, что ничего не сможет исправить. Джемма не простит — да и зачем ей это? Он сам себя не простит. И Создателям оставалось только махнуть на него рукой.

Эдрик никогда не был о себе высокого мнения, довольствуясь тем, что имеет, и не считая, что этого мало. Да, не вышел особой статью, зато родители относились к нему куда как с большей теплотой и пониманием, чем к Хедину. Да, оказался непригоден к военной службе, зато в голове у него водились кое-какие мыслишки, позволяющие приносить людям пользу с помощью придуманных механизмов. Да, никогда не пользовался особой популярностью, зато мог доверять близким друзьям и не сомневаться в их преданности. Они принимали его таким, каким он был, не пытаясь сделать лучше и не навязывая своих взглядов на жизнь. И Эдрик был счастлив в этом своем мире.

Покуда его не располовинило.

Если поначалу Эдрик думал, что потерял только Джемму, то очень скоро убедился в своем заблуждении.

Родители проявили диаметрально противоположное отношение к его помолвке с Аной. Эдрик опасался реакции на это известие отца, но тот только рукой махнул, предоставив сыну право самому строить жизнь. А вот мама заявила, что она бесконечно разочарована сыновней бесхребетностью и его низостью по отношению к брату. Эдрик, выслушивая ее упреки, скрипел зубами, но молчал о той низости, что позволил себе Хедин, уложив в постель Джемму, а потом отказавшись на ней жениться. Не сдержал лишь саркастический вопрос:

— Ты на самом деле веришь, что Хед собирался жениться на Ане?

— Хедин — твой брат! — отрезала мать. — А ты предпочел ему какую-то девицу!

Больше она с ним не разговаривала. Как Эдрик ни старался ее задобрить, что-то объяснить, даже надавить на жалость, мать была непреклонна. Она накрывала на стол, стирала белье, держала в чистоте дом, но на Эдрика отныне смотрела, как на нелюбимого дальнего родственника, постоянно путающегося под ногами. И от этого было почти так же больно, как от предательства Джеммы.

Но, как оказалось, боги решили и этим не ограничиваться. Они отняли у него Вальгарда.

Эдрик как сейчас видел перед глазами недавнюю сцену. Валь пришел в мастерскую и положил перед Эдриком ключ от входной двери. Эдрик, конечно, ожидал, Вальгард встанет на сторону приемной дочери, и где-то даже понимал его. Но именно в тот момент ощутил, что самые страшные его подозрения сбылись, а сам он остался совсем один.

— Тебе уже восемнадцать! — осуждающе заметил Валь. — Пора учиться отвечать за свои поступки!

Чем мог оправдаться Эдрик? Ничем. Не объяснять же то, что было понятно лишь ему одному. Потому что он гораздо лучше Вальгарда знал и Ану, и Джемму. И мог судить об их истинных чувствах.