Тайна персидского обоза

– Да просто злоумышленник, чтобы отвести от себя подозрение, решил устроить самовозгорание часов именно в пятницу и в двадцать один ноль-ноль, когда он, вместе с другими гостями, будет на террасе. Он был уверен, что это будет его alibi и он окажется вне подозрений.

– А что вы можете сказать в отношении сегодняшнего привидения в комнате Аполлинария Никаноровича и взрыва керосиновой лампы? – с заметной ноткой иронии осведомилась актриса.

– Ничего.

– Как это – ничего? – нервно переспросила Ивановская.

– А это значит, что не было ни взрыва, ни привидения. Это чистая ложь с целью запутать меня и в случае необходимости объяснить происхождение хорошо видимых фосфорных ожогов на своих руках.

– Послушайте, милостивый государь, – вскричал Варенцов, выходя за пределы холодной учтивости, – да по какому такому римскому праву вы смеете делать столь бездоказательные заявления?!

– Извольте, сударь, – спокойно отреагировал Клим Пантелеевич. – Фотогеновая лампа может взорваться только в одном, чрезвычайно редком, случае, когда в ее резервуаре образовалась смесь известного количества воздуха с парами горячего керосина, что возможно при нахождении там очень маленького количества горючей жидкости. А из вашего светильника вытекла целая лужа… Но более того, сам взрыв происходит в момент соприкосновения паров с огнем, что может случиться только при наличии свободного отверстия между пламенем горелки и резервуаром. Ни при каких других условиях взрыв невозможен. Ну а если все-таки он прогремел, то лампу разносит на такие мелкие кусочки, что их просто невозможно собрать, я не говорю уж о стеклянном колпаке, кой превращается в пыль… А в вашей комнате ничего подобного я не увидел и потому комментировать лживые утверждения о призраке не вижу никакого смысла.

– Выходит, вы меня в злодеи записали? Да? – проговорил Аполлинарий Никанорович и горько вздохнул. Он поднялся, конфузливо развел руками и вновь повернулся к Ардашеву: – Хоть вы, сударь, и образованного класса, а все-таки заблуждаетесь… Не так-с это, не так-с… Да и зачем надобно мне это безобразие вытворять, ежели уже третий год пошел, как я здесь квартирую?

– О мотиве я могу только догадываться. Вероятнее всего, вы, зная о так называемом проклятии рода Загорских, предполагали до смерти напугать Елизавету Родионовну, доведя ее тем самым до очередного удара. В этом случае она не успела бы исполнить свою угрозу и лишить вас наследства, оставив лишь скудное содержание. А значит, после ее смерти вы получили бы свою законную долю – одну треть.

Лицо коллежского асессора застыло, словно на него надели гипсовую маску. Он нерешительно приблизился к хозяйке дома и виновато признался:

– Насурмил, матушка, насурмил! Лукавый попутал! – Варенцов опустился на колени, обхватил морщинистую руку и начал судорожно ее целовать.

– Да разве я тебя, Аполлоша, не любила? А кто же тебя махонького козьим молочком из бутылочки-то поил? Да к-как же это? Меня убить? Старуху беспомощную? – слезно причитала Загорская и гладила облысевшую, уткнувшуюся ей в ноги голову племянника. – Неужто ты смог бы жить с этим? А? Ну не молчи, Аполлоша, не молчи! Скажи что-нибудь… Дуботол ты этакий!

Елизавета Родионовна вытащила из рукава батистовый платочек, вытерла мокрые глаза и обратилась к адвокату:

– Спасибо вам, Клим Пантелеевич. Век не забуду, – она горько вздохнула и, подозвав горничную, поехала к себе.

Аполлинарий Никанорович поднялся с колен, обвел присутствующих непонимающим взглядом, сгорбился и поник, будто из него только что вынули душу. Тяжело ступая по скрипучему паркету, он поплелся в свою комнату собирать вещи. За ним неслышно проследовала Ивановская.

– Позвольте, Клим Пантелеевич, – робко начал коллежский секретарь, – я не могу понять, зачем ему надо было так все усложнять. Он ведь мог, простите за цинизм, совершить убийство много быстрее и проще. Допустим, подсыпать яд.

– Видите ли, дело в том, что в случае разоблачения отравления ему бы грозила бессрочная каторга. А эти фокусы с привидениями происходили как бы независимо от него самого, и доказать его вину было бы очень сложно, если бы не сегодняшняя выдумка с керосиновой лампой. Да и преступлением это никак не назовешь – так, розыгрыш, да и только. Но даже если бы духовная все-таки появилась, он бы имел все шансы оспорить ее в суде, признав распорядительницу состояния не вполне здоровой, то есть недееспособной. Недостатка в свидетелях, готовых подтвердить, что Елизавете Родионовне везде мерещились призраки, у него, согласитесь, не было. В итоге, устав от бесконечных судов и не имея возможности вступить в права владения имуществом, вам бы, скорее всего, пришлось пойти с ним на мировую и поделиться.

– Смотри-ка, Аркаша, что этот упырь задумал! – не удержалась от негодования Глафира.

Не обращая внимания на возглас двоюродной сестры, Шахманский спросил:

– И все-таки, Клим Пантелеевич, когда вы впервые заподозрили Варенцова?