– Нет-нет, Аполлоша здесь.
– А разве он не уехал? – удивился Клим Пантелеевич.
– Я его простила. Пусть живет… дом большой – места всем хватит.
– Вы очень великодушны.
– Ах, дорогой Клим Пантелеевич, когда вы будете в моем возрасте, то поймете, как важно для пожилого человека, чтобы о нем помнили после смерти и поминали только добрым словом. Скажу вам честно, нотариус уже засвидетельствовал духовную, по которой Аполлоше за его грехи я оставила только годовое денежное содержание, и теперь он будет получать единственно регулярные выплаты с моих банковских счетов. Но и они довольно значительные… Глафире, раз она не послушалась меня и все равно продолжает встречаться с Савраскиным, я отписала мельницу и маслобойню, а племяннику – два доходных дома. Об этом я им уже объявила. Ну да бог с ними, с родственничками… Я вот о чем хотела бы вас попросить: а нельзя ли получить мне эти самые часы с надписью генерала Ермолова? Ведь они когда-то принадлежали моему отцу.
– Хорошо, я наведаюсь в полицию и поговорю. Ну, а теперь позвольте откланяться, – адвокат осторожно передал старушке часы и ощутил теплоту ее рук. Едва слышно она проронила:
– Спасибо вам, добрый вы человек, Клим Пантелеевич, – женщина достала из рукава цветастый платочек и в очередной раз смахнула янтарную слезинку.
6 Золотой туман
За последние несколько лет отношение полицейского начальства к Ардашеву претерпело резкие изменения: от подозрительно-холодного раздражения до подобострастно-учтивой благосклонности. Пожалуй, только один человек – начальник сыскного отделения Ефим Андреевич Поляничко – был всегда рад встрече с Климом Пантелеевичем и с первого дня их знакомства демонстрировал свое явное к нему расположение. Вот и сейчас, едва завидев из окна кабинета знакомый силуэт с тросточкой, он сразу же спустился вниз, чтобы лично встретить присяжного поверенного.
– Уж не к нам ли, скромным государевым следопытам, путь держите? – усмехнулся Поляничко.
– Да ведь с тех пор, как вы возглавили сыскное отделение, от всевидящего ока полиции не укроется ни одно событие. Вот потому-то в гости и пожаловал.
– И в чем на этот раз заключается ваша просьба?
– А нельзя ли, Ефим Андреевич, мне взглянуть на вещи безымянного поручика, найденные землекопами на Соборной горе?
– Отчего ж нельзя? Пожалуйте наверх! Только отчего же он безымянный? Мне Каширин докладывал, что фамилия его установлена – Игнатьев. Вот только одного понять не могу: почему на нем мундир поручика, да еще и пуговицы одной не хватает, – пожал плечами Поляничко, поднимаясь по стоптанным ступенькам лестницы.
– Вот и я о том же. Согласитесь, легче предположить обратное – что это поручик с часами майора Игнатьева, а не майор Игнатьев, переодетый в форму поручика…
– Да уж и впрямь чепухенция какая-то непонятная… да-с. А вам-то это зачем? – входя в кабинет, осведомился полицейский.
– Я занимаюсь этим делом по просьбе моей клиентки – Загорской, в девичестве Игнатьевой, Елизаветы Родионовны. Старушка древняя, и ей немало лет. Как следует из семейного предания, генерал Ермолов, в бытность главнокомандующим, подарил ее отцу на тридцатипятилетие часы. Однако позже, будучи уже обер-квартирмейстером, тот их то ли потерял, то ли их у него украли, – присаживаясь на заботливо подставленный Поляничко стул, пояснил адвокат. – Сам полковник Родион Игнатьев геройски погиб в конце первого десятилетия Кавказской войны и похоронен на Варваринском кладбище.
Ефим Андреевич сел за стол, достал табакерку и спросил:
– Она что… хочет эти часы получить?
– Ну да. Желание, согласитесь, законное.
– Да я, собственно, и не возражаю. Только вот с этим брегетом слишком много непонятного… – не докончив мысль, Поляничко втянул носом с подушечки большого пальца измельченную табачную крошку, вынул из сюртука белый, квадратами отглаженный платок, замер на секунду и, поймав нужный момент, выдал в батистовую материю череду приглушенных, схожих с хлопаньем петушиных крыльев чихов. Вытерев слезы умиления, сыщик довольно крякнул и, как бы оправдываясь, произнес: – Чумаковский табак – злой, как тещин язык. Вы уж простите старика… Так о чем это мы?
– О часах, – улыбнулся Ардашев.
– Ах да…
Ефим Андреевич выдвинул ящик письменного стола и передал присяжному поверенному золотой брегет:
– Взгляните.
Адвокат нажал на кнопку, и крышка легко поддалась.
–
– Не трудитесь. Внутри полностью отсутствует механизм, а вместо него лежала вот эта начинка. – На матерчатую поверхность стола шлепнулся желтый кружок металла. Диск был украшен восточными письменами, а в центре сиял полумесяц.