Тайна персидского обоза

1828 – 20/Х. 10 часов утра. Я отдал приказ штурмовать гору Хоцек. В бою ранен майор Верзилин. Командование авангардом принял подполковник тридцать девятого егерского полка Ушаков. 11 часов – вершина покорена. Впереди последний оплот горцев – Карачаевский перевал.

1828 – 21/Х. Войска спустились в долину и перешли реку Худес-Су. 7 часов утра – начат штурм. Идет ожесточенный бой. 11 часов – неприятель подорвал пороховой заряд, учинив камнепад. Рота егерей под командованием майора Мицкевича зашла во фланг и взяла соседнюю возвышенность. Установив мортиры, они начали анфилировать 19 позиции противника. Штурм продолжается. 7 часов пополудни – враг повержен! Карачай взят!

1828 – 22/Х – выдвигаемся в места постоянной дислокации.

1828 – 23/Х – похороны погибших.

1828 – 30/X – прибыли в Ставрополь.

1828 – 3/XI – я отдал приказ составить списки для награждения.

1828 – 8/XI. Из Петербурга прибыл надворный советник Самоваров – чиновник III отделения. По его словам, месяц назад, во время следования фурштата из Персии в Петербург, в Ставрополе случилась пропажа золота» .

Ардашев почувствовал, как у него часто заколотилось сердце, будто на волю вырывалась птица. «Наконец-то», – пронеслось у него в голове.

– Вот, извольте ознакомиться – фортификационный план, правда, документ очень ветхий, так что я прошу вас…

– Не беспокойтесь, я аккуратно.

Адвокат бережно развернул квадратики старой карты и разложил ее на столе. Через всю территорию крепости проходили хорошо заметные пунктирные линии, отчасти напоминающие букву «Х». Они тянулись с востока на запад и, пройдя под седьмым строением, уходили за пределы укреплений.

– Я бы хотел сделать фотокопии карт и вот этого листка, – Клим Пантелеевич указал на исписанную бумагу. – Могу ли отнести это в фотографическую мастерскую?

– К сожалению, на это наложен строжайший запрет.

– Ну, хорошо… А позволительно ли будет прийти с фотографом?

– Видите ли, сударь, для этого надобно получить дозволение у старшего музейного смотрителя.

– Я думаю, с этим у меня не будет сложностей. Тем более что господин Прозрителев окажет мне содействие.

– Ну да, ну да, весьма поможет-с, несомненно-с, – заискивающим тоном заговорил краевед. – Григорий Николаевич – председатель нашего попечительского совета. Вы уж, ради бога, не обессудьте, порядки у нас такие-с…

Проводив гостя, археолог бережно свернул карту фортификационных сооружений, начерченную штабными офицерами еще во времена светлейшего князя Потемкина-Таврического, и уже начал убирать бумаги, как вдруг его внимание привлек заинтересовавший Ардашева листок. Пробежав глазами текст, Корзинкин вздрогнул, будто рядом с ним ударил большой церковный колокол.

8 Кража с малиновым вареньем

У городского музея собралась толпа зевак. А все началось еще утром, когда Евлампий Колыванов – дворник дома № 5 по Александрийской улице – заметил, что в окне первого этажа отсутствует стекло. Пустая глазница рамы зияла чернотой, и от слабого ветра слегка колыхались серпянковые занавески. Но странное дело – на тротуаре не было осколков. Колыванов почесал бороду, неторопливо достал из кармана широких штанов казенный свисток и во всю силу разнес по еще спящим домам тревожную раскатистую трель. В ответ послышался перелив полицейского нейзильберового собрата, и вскоре из-за угла вынырнул запыхавшийся городовой второго участка Степан Силантьевич Переспелов, всей округе известный как Силантьич. Он нес бессменную вахту у губернаторского дома уже шестнадцатый год.

– Что, Евлампий, народ будоражишь в такую рань? – недовольно проворчал Переспелов.

– Да кабы ничего не стряслось, не шумел бы зазря, а то ведь… вона, глядите, в музее аспиды стекло выставили.

Городовой внимательно осмотрел окно, недовольно покачал головой и спросил:

– А этот, как его… – запнулся полицейский, – ну… Лукошкин, кажись, неподалеку квартирует?