Девочка лишь снова вздохнула и еще сильнее прижала к груди свой букетик.
После обеда, приготовленного Семеном Георгиевичем, Тима сморил сон. Он так и задремал с блокнотом на коленях, привалившись спиной к дереву. Карандаш выпал из его руки, а на белоснежных листках в клетку появилось несколько записей о лесных птицах. Пэм тоже задремала, сидя на бревнышке у потрескивающего яркими искрами костра. Марк читал свежий детективный роман, уединившись в палатке. Вскоре и он, надышавшись свежим воздухом за целый день, растянулся на мягком спальнике. Семен Георгиевич, прихватив с собой рыболовные снасти, тихонько покинул лагерь и отправился на озеро.
Прошло немало времени, может быть с час. Пэм сквозь сон пригрезилось, что рядом кто-то ходит и шуршит ветвями. Но это был всего лишь ветер, или небольшие птицы, или любопытная белка, или Тим шелестел по траве своими кедами, и она, не раскрывая глаз, продолжала спать.
Первым очнулся Марк. Выбравшись из палатки, он толкнул за плечо сестру.
– Хороши же мы, – сказал он, взглянув на часы. – Продрыхли аж два часа!
Он зевнул, и его зевоту подхватила Пэм. Сладко потянувшись, она размяла руками затекшие ноги.
– Тебе хотя бы удобно было, – буркнула она. – А как я умудрилась уснуть на этом жестком бревне – ума не приложу! – Пэм изобразила трагичное выражение на своем веснушчатом лице. – Тим!
Мальчик открыл глаза и в недоумении уставился на Ларкиных.
– Чего? – недоуменно спросил он, протирая кулаками глаза.
– Почему ты не разбудил меня раньше? Ты же не спал почти! Я слышала, как ты ходил рядом.
– Я никуда не ходил, Пэм, – еще больше войдя в ступор, ответил тот. – Вот, даже карандаш лежит на том самом месте, где я его обронил, – мальчик продемонстрировал Ларкиным карандашный огрызок.
– Странно. Значит все-таки птицы, – проговорила девочка и потянулась к маленькому котелку с водой. – Кому нагреть чаю?
Пить хотелось всем, и вскоре трое друзей попивали из железных горячих кружек. Солнце клонилось к закату, с каждой минутой все больше размалевывая синеющее небо оранжевыми красками. Костер почти догорел, оставив внутри себя лишь тлеющие угольки, но такие жаркие, что могли в один миг объять жарким огненным пламенем новую порцию сухих дров.
Со стороны озера послышалось легкое металлическое позвякивание. Это Семен Георгиевич возвращался с рыбалки. В одной руке он нес удочки, закинув их на плечо, а в другой – железное ведро, на дне которого плескалась пойманная на крючок рыба. Мужчина тихонько насвистывал мелодию и был доволен уловом.
– Как рыбалка? – поинтересовалась Пэм, отхлебнув в очередной раз чай из кружки.
– Отыскал замечательное место! – с восторгом ответил тот и опустил ведерко на землю. – Совсем недалеко имеется небольшой песчаный участок суши у воды.
– Отмель, – догадался Марк.
– Она самая. Оттуда даже видна часть нашего лагеря. Палатка, где ночуем мы с Тимом и машина. Можно спокойно удить рыбу и не волноваться, что нас до последней вещицы обчистят, например…
– Белки или кролики! – подхватил Тим.
– Точно! – Семен Георгиевич расплылся в приятной улыбке. – Так, на ужин будем варить уху! – объявил он.
Сумерки наступили довольно скоро. Расправившись с рыбной похлебкой, Марк помог Пэм вымыть посуду озерной водой, и все разбрелись по своим спальным местам. У Ларкиных еще долгое время горела керосинка, озаряя танцующим светом брезентовую ткань изнутри. Тим с отцом почти сразу уснули, о чем свидетельствовал богатырский храп Семена Георгиевича и монотонное сопение Тима. Ближе к одиннадцати вечера свет в палатке был погашен, и все вокруг теперь было во власти белых сияющих лучей почти полной луны, повисшей в небе среди многочисленных звезд.
Марк проснулся среди ночи. Снаружи доносилось тихое непонятное скрежетание, как будто кто-то медленно сжимал и разжимал металлическую ржавую пружину. Через мгновение противный режущий слух скрежет сменился шуршанием. Марк отчетливо услышал осторожные крадущиеся шаги в нескольких метрах от них с Пэм. В том месте, где находился остывший костер!