Тайна сибирских орденов

В Москву отправился делегат от отряда Матвеев, тот самый автор «записок». Его принял председатель ВЦИК Свердлов. Посочувствовал, приободрил, но денег не дал — их у него еще не было. В то же время в столице находился и Гермоген. Как позднее свидетельствовал Ири­нарх, «получить у патриарха Тихона согласие на переезд царской се­мьи из губернаторского дома в Ивановский монастырь и на принятие Николаем... монашеского сана». «Только так, — считал епископ, — в мо­литвах и покаянии можно очиститься от распутинщины и пережить смутное время. Русские люди, как известно, отходчивы и терпеливы: простят монарху все прегрешения и вновь сплотятся у трона — царского или церковного». А как же охрана? Отдаст ли она бывшего царя в мона­хи? Гермоген готов взять гвардейцев на содержание, деньги у него есть. Но Тихон холодно отнесся к этой идее. Он сам уже предал анафеме боль­шевиков. И ему чудилось: после прочтения во всех российских храмах его послания крестные ходы верующих опрокинут бесовскую власть. Его назовут православные россияне спасителем Отечества. Делиться победой и славой с безвольным, отрекшимся от престола Николаем па­триарх не желал. В утешение послал венценосным узникам в Тобольске через Гермогена просфору и свое благословление. А епископу приказал: деньги на охрану Романовых не тратить и беречь их для церкви.

Потом Иринарх на допросе в ОГПУ показал: «...Гермоген возвратил­ся из Москвы угрюмый, недовольный. Уехал в Абалакский монастырь, там затворился, молился, думал... Послание патриарха Тихона против самозваной власти большевиков он сам прочитал в Тобольском соборе и хотел для этой же цели поехать в Тюмень, но, очевидно, получив какие-то тревожные вести, он вместо себя послал меня в Тюмень. Я приехал туда с одним купцом под видом его спутника и там узнал, что по пути Гермогена должны были арестовать. Поэтому все удивились, как проско­чил я. Гермогеном мне было дано задание, кроме прочтения послания патриарха Тихона, организовать по городу крестный ход. Я вместе с протоиереем Алерским наметил план демонстрации крестного хода. Но накануне утром Алерский пришел ко мне и заявил, не указывая источ­ника, что тюменские власти по поводу наших предстоящих действий за­прашивали Москву, от которой получили известие, чтоб крестному ходу не препятствовать, но переписать участников. Так как к крестному ходу было все приготовлено и народ оповещен, то мы не нашли возможным отменить его. Крестный ход состоялся, хотя и был оцеплен красноар­мейцами. Когда я собрался уезжать обратно в Тобольск, мне сказали, что в дороге меня арестуют. Тогда я официально известил все духовен­ство, что в пятницу буду в Тюмени, а сам под видом простого мирянина уехал в Тобольск...»

О чем молился Гермоген в Абалаке? О чем думал? О земных стра­стях праведников? О церковной скупости? А может, о том, как выпол­нить волю патриарха: обмануть беспокойных кредиторов и сохранить для церкви полученные от них деньги и ценности.

Дело в том, что от оставшегося в Петрограде и Москве царско­го окружения в Тобольск поступали большие средства — на жизнь и на освобождение. Об этом сам Николай II записал в своем дневнике: «...12(25) марта: из Москвы вторично приехал Влад. Ник. Штейн, при­везший оттуда изрядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай. Он был при мне в Могилеве вторым вице-губернатором. Сегодня видели его проходящим по улице».

Считается, что все эти деньги и ценности под предлогом организа­ции побега царской семьи из Тобольска присвоил Борис Соловьев, зять Григория Распутина. Тогда почему после Гражданской войны он полуни­щим работал во Франции на автомобильном заводе «Рено» и в 1926 году скончался от туберкулеза? А его жена Матрена Соловьева-Распутина устроилась в Париже гувернанткой и с двумя крохотными дочерьми жила в небольшой квартирке. Потом уроженка села Покровского Тю­менского уезда Тобольской губернии окажется в Америке, где станет... укротительницей тигров.

Историки не знали о показаниях Иринарха чекистскому следствию: «Епископ Гермоген имел крутой нрав, был подозрителен. Работать с ним и быть в согласии задача была не из легких. Делами епархии Гер­моген занимался мало и крайне урывчиво — нередко во время заседа­ний Епархиального совета он оставлял дела, поручал мне продолжение заседания, а сам уединялся во внутренние покои, и видно было через открытую дверь соседней комнаты, что к нему приходили какие-то не­известные мне люди, светские, большей частью в простой одежде. При­нимал их Гермоген всегда секретно, имел дверь на запоре. Этой сторо­ной жизни Гермоген со мной не делился... но после его ареста я узнал, что к нему приезжал зять Распутина и передал ему большую сумму денег; для какой цели не знаю...»

Иринарх перед следователями ОГПУ осторожничал — жизнь научи­ла не говорить лишнего. Но здесь очевидно: все деньги и ценности, по­ступавшие в Тобольск для царской семьи, попадали к Гермогену. Ни Ни­колай II, ни его близкие свиданий с волей не имели.