В общем, я усомнилась и подумала, что, может быть, все это мне приснилось. Ну, мало ли что бывает! Тем более что вскоре произошел еще один случай, когда я была уверена, что все происходит со мной в реальности, а утром выяснилось, что мне все померещилось, но это уж совсем интимное. Вы и так уже бог знает что обо мне подумали!
Вот так мы и продолжали жить странной семьей. Наступила осень, потом зима, снова долгие вечера и ночи, когда мы с Жоржем уходили в какой-то иной мир. Поверьте, я вам об этом рассказываю, чтобы потом не пришлось возвращаться.
Весной сорок четвертого Жорж пришел домой раньше обычного и рассказал нам с Агнией, что к нему в школу приходил офицер из военкомата. Сообщил, что пришел запрос из Крыма. Сестра Жоржа еще в тридцатом году вышла замуж за врача и уехала к нему в Крым. У них родились два мальчика — Борис и Глеб.
Когда наши оставили Крым, Тамара, младшая сестра Жоржа, с семьей остались там. В общем, все, что удалось узнать, это то, что Тамару и ее мужа убили, кажется, крымские татары. Их детей, двух мальчиков, спасли соседи. Кажется, тоже крымские татары…
Мальчиков привезли где-то в середине июня. Господи, какие они были изможденные! Знаете, в тот момент я начала ненавидеть немцев!
Ну а окончательно ненавистью я заболела осенью того же, сорок четвертого…
Я ведь, в сущности, мало что знала о семье Суховых, хотя и жила у них, и отношения у нас с Жоржем были очень серьезные.
В конце октября снова, в который уже раз, приехал Грибанов. Когда Агния открыла ему двери, рядом с ним стояло человеческое существо, как сама Агния потом сформулировала, а в руках у Грибанова был какой-то огромный пакет, почти сразу же заверещавший.
За спиной у него угадывалась еще одна фигура, придерживавшая какие-то мешки, лежавшие на тележке.
— Вы, Агния Львовна, пожалуйста, это вот возьмите у меня, — попросил сержант как-то виновато, что ли…
Потом, когда вошли на кухню, положил мешки и сразу же взял из рук Агнии тот самый пакет. Положил его на стол и развернул. В пакете лежала солнечная девочка! Никогда я такого не видела!
Шапка непокорных курчавых золотых волос! День тот был пасмурный, и на кухне было темновато, но всем показалось, что засияла какая-то волшебная лампа. Я подошла ближе. Под великолепием невиданных огненно-рыжих волос сияли глаза такой бездонной синевы, что я невольно ахнула. Ахнула и Агния. Но она не просто ахнула. Она поднесла руку ко рту, будто сдерживая крик, потом повернулась к Грибанову?
— Мария?
Я ничего не поняла, но Грибанов как-то судорожно кивнул головой и сел, положив голову на руки. А Агния приникла к девочке и рукой позвала к себе мальчика.
На мгновение она оторвалась от девочки и спросила:
— Ты — Марат?
Мальчик на мгновение задумался, потом кивнул головой, и Агния заплакала. Она лежала на столе почти всем телом и плакала, уткнувшись лицом в крохотную златовласую девочку с синими глазищами…
Тогда я и узнала, что брат Жоржа Марьян был военным врачом и в составе своей части в начале зимы сорокового года был направлен в Литву. Суховы очень любили его и его жену, златовласую и синеглазую Марию, и почти каждый день получали письма от них, и сами писали. Знали, что Мария ждет второго ребенка, но последнее письмо пришло, датированное восемнадцатым июня сорок первого года. Они долго не знали, что Мария родила дочь, такую же золотоволосую и синеглазую, как она сама. Узнали только сейчас, когда шестилетний Марат выложил на стол кожаный мешочек, в котором были все документы, сложенные туда их отцом перед тем, как отвести их в какой-то подвал на окраине города. Где это было и кто там с ними жил больше трех лет, Марат не знал. Он вообще молчал, лишь изредка кивая или мотая головой, подтверждая догадки взрослых. Прошло полгода, прежде чем он улыбнулся в первый раз. Единственный вопрос задал он в тот долгий вечер, обращаясь к Грибанову:
— Ты уедешь, нас кормить не будут?
…Жорж сразу же оформил все документы, чтобы все дети стали официально их с Агнией детьми. Мы даже сидели два вечера подряд, решая, как быть с отчествами. Видимо, мужа своей сестры Жорж недолюбливал, потому что еще весной, оформляя документы на обоих племянников, записал их под отчеством Георгиевичи. Детям брата он хотел сохранить отчества Марьяновичи, но Агния была против:
— Как ты им потом объяснишь, что у них разные отчества? Мы даже могилы родителей им показать не сможем, — говорила она, не сдерживая слез.
Жорж возражал не очень активно, а я поддерживала, конечно, Агнию.
Так осенью сорок четвертого года в семье Суховых появились сразу четверо детей. Мальчиков он сразу же отвел в школу, а крохотная Мария дни проводила с нами.