— Современные ученые полагают, что погоду нельзя регулировать, — говорил он на ходу, — поскольку тому мешает отклонение земной оси от эклиптики. Вы читали Астора? Лет десять назад он выпустил футуристический роман о том, как группа отчаянных романтиков собралась сдвинуть эту ось и установить единую погоду на всем земном шаре! Чушь. — Он даже рассмеялся, смех получился похожим на шипение змеи. Как же ему было тяжело говорить! А уж смеялся он с таким надрывом. Признаться, я почувствовал, как разболелось за грудиной, без внутреннего напряжения слушать его было чрезвычайно сложно.
— А я сам устанавливаю погоду, какая мне нравится, — продолжал он, отдышавшись. — С помощью особых азотистых удобрений, увлажнителей и регуляторов света и температуры, с помощью пущенных под слоем почвы труб с подачей горячей воды для обогрева и с аммиаком — для охлаждения. У меня солнце светит только так, как того хочу я.
И это была истинная правда. За плотно засаженным рядом можжевеловых деревьев, о которых Иноземцев с гордостью заявил, что привез саженцы из Туркестана, вдруг распахнулся настоящий цветник — несколько клумб с разносортными тропическими цветами, розовые кусты, деревья, облаченные в молодую листву, зеленая трава.
— В этой части сада уже наступил апрель, — сказал Иноземцев и, толкнув перед собой рукой воображаемую преграду, ступил с мерзлой дорожки на песчаную. Оказалось, он открыл невидимую стеклянную дверь. Только сейчас я разглядел петли и тонкую стальную раму. Стеклянные панели были достаточно широкими, но тем не менее между собой их связывали стальные рамы. Мы пересекли несколько подобных дверей, но я не обратил на них внимания, поскольку был увлечен объяснениями доктора. По мере того как поднималось солнце, стеклянные панели стали более заметными.
На стене одной из беседок я увидел телефон. Иноземцев поднял трубку, нажал на рычаг и попросил некоего мистера Хэлла прислать садовника, чтобы тот между одиннадцатью и двенадцатью часами собрал весь выпавший снег и снес его в лабораторию.
— Это хороший материал для… для одного моего эксперимента, — бросил доктор через плечо и двинулся дальше. — Прошу.
Придя в себя от встречи с тигром и искусственным снегом и как следует озарившись, я смог наконец различить, что солнце проникало в эту часть сада сквозь некую пленку. Радужные блики, вспыхивающие от косых лучей утреннего зимнего солнца, на стекле перемежались с тонкими линиями проводов, — вилла Иноземцева словно тонула под огромным стеклянным куполом, разлинованным вдоль и поперек тонким, но прочным каркасом. И только подъезд был под открытым небом и имел возможность встречать те сезоны, которые предлагала Природа.
Это и была, по-видимому, его Оранжерея, которую вчера вечером едва не пробуравила непослушная Зои своим быстроколесым «Фордом Модал Кей». Теперь до меня дошло, почему в саду этого дома было столь необъяснимо тихо. Ни сучок не треснет от ветра, ни птица не запоет. Ибо от внешнего мира нас отделяло прочное стекло. Ни одну птицу не привлекал сей искусственный природный рай, возможно, даже отпугивал — запахом химической влажности и химического мороза.
Несколько часов Иноземцев водил меня по секторам, строго разделенным на времена года и месяцы. Перегородки лучами исходили от стен виллы. За несколько часов я побывал и в апреле, и в мае со звенящей пасекой, и в жарком августе, и даже в туманном ноябре, воочию наблюдал, как из узких отверстий появлялся пар, поднимался к потолку, как то было в Медисон-сквер-гардене, превращался в облака, и облака эти роняли дождь.
Доктор рассказывал, какую кропотливую работу приходится исполнять, чтобы поддерживать соответствующую каждому месяцу погоду, по истечении календарного месяца та менялась, менялось и название сектора. Текущий месяц всегда располагался напротив крыльца под открытым небом, остальные по часовой стрелке вокруг дома — эти одиннадцать секторов плотно были закрыты, воздух поступал в них строго по расписанию, дожди тоже лили по графику, что висел у двери каждого сектора. Прислуга доктора строго соблюдала режим полива, дежурные заносили данные в таблицы. К своему удивлению, я никого не повстречал. Но работало все ладно.
Иноземцев так чудно все устроил, что мог с одного балкона любоваться снегом и рождественской елью, а с противоположного — зеленым ковром газона и спелыми плодами груш, яблок в сочных кронах деревьев. Он мог встретить день с цветением миндаля и померанца, а к обеду перейти через несколько стеклянных дверей и сорвать поспевший померанец с ветви. Будучи в печали, он шел гулять по палой листве под искусственными тучами, а в радости — отправлялся удить рыбок в небольшом водоеме, расположившись меж клумбами разнообразия июльских цветов.
Не все сектора были прозрачны. Естественный источник света приходилось тоже регулировать.