Тайна субургана. И если я умру завтра... Среда обитания

Около полудня, окончив свои дела, Балдан пошел с докладом к настоятелю. Хамба сидел, скрестив ноги, на коврике возле юрты и грелся на солнце. Глаза его были прикрыты, он заученным движением открывал крышечку табакерки, маленькой лопаткой насыпал нюхательный табак на указательный палец и смачно заряжал им нос. Через некоторое время эти движения повторялись. «У перерожденца все табакерки из нефрита с золотыми коронками, а у этого — из черного агата, и даже лопатка золотая. Откуда только берут?» Балдан кашлянул в кулак, желая привлечь внимание хамбы. Тот сразу открыл глаза и улыбнулся, как всегда.

— А-а, это вы, дорогой Балдан? Давненько не баловали меня хорошими новостями.

— Приветствую вас, достойный отец наш, — с поклоном отвечал Балдан. Присев на корточки возле хамбы, он изложил вкратце приказ японцев.

— Не кажется ли вам, что японские господа слишком любят требовать? Этот Инокузи, наверное, плохо представляет себе, каково нам исполнять его приказы. Вот хотя бы возьмите, к примеру, хубилгана Довчина. Засадил людей за решетку и теперь трясется, что его самого заметут с часу на час. Если перерожденец, наша путеводная звезда, до сих пор не может наладить связи с другими монастырями, где, я уверен, живет немало наших единомышленников, то что же можем сделать мы, живущие на отшибе? Требование японцев отсрочить более чем на год обряд освящения места для закладки субургана мне, между нами говоря, крайне неприятно. Но приказ нужно выполнять. Кстати, чем они аргументируют эту отсрочку?

— Не могу знать, достойный отец.

— Если зайдет вопрос о военной помощи, передайте, что в отношении продовольствия, оружия, подвод и верховых коней все остается так же, как и было договорено раньше, эту сторону дела мы берем на себя. Передайте, что мы постараемся использовать все доступные нам средства для выполнения действий, направленных на ослабление пограничных частей. Но прежде я должен подумать, кого привлечь к этому делу. Самым надежным я считаю Дамирана, но он уже стар. Лувсан — тот совсем спился, руки трясутся, как таратайка на каменистой дороге. А Доной годен лишь для поджога магазинов. Я подумаю. Есть у меня на примете кое-кто, но об этом поговорим после…

— Отче, советую обратить особое внимание на водовоза Гомпила. Он может нам пригодиться. За веру готов сгореть в огне. К тому же не глуп, хорошо знает здешние места и людей.

— Я тоже приглядываюсь к нему, но пока понять не могу, что за человек. Не обжечься бы.

— Почтенный хамба-лама, нам не хватает молодых, решительных людей. Если бы они были, наша работа, я уверен, завертелась бы совсем по-иному. А?

— Попытайтесь. Но начните с самого малого.

— Не вам меня учить, отче, не в обиду будь сказано. Распорядитесь лучше, высокочтимый настоятель, перевести его из водовозов в младшие казначеи. Будем вместе собирать подаяния, и у меня будет возможность его испытать.

— Я подумаю… Ну, хорошо, я согласен. Только не спешите. Этот Гомпил мне что-то не нравится… Значит, в Харбин и в Хайлар передайте, что в ближайшее время мы с хубилганом Довчином скоординируем наши усилия в решительной борьбе против новой власти и расширим масштабы своих действий в худоне, в кратчайший срок подберем надежных людей и усилим наблюдения за пограничной зоной, о чем будем регулярно докладывать в шифровках. Кроме того, наладим подрывную деятельность внутри войсковых частей с целью увеличения количества дезертиров. А всякого, кто станет нам поперек дороги, будем убирать, — кичливо заявил хамба Содов, любивший производить впечатление на собеседников…

14

…Прошел год с того дня, как Балдан в качестве главного казначея поселился в монастыре Святого Лузана. За это время его авторитет и влияние на лам заметно возросли, появились и новые сподвижники. Однако со стороны настоятеля всегда чувствовалась едва уловимая настороженность и глубоко скрытая неприязнь.

Несколько месяцев назад органы народной милиции привлекли к уголовной ответственности местного богача Лувсана за убийство председателя Сэда. Но дело зашло в тупик отчасти из-за неопытности следователя, отчасти из-за наглого запирательства подсудимого и полного отрицания им своего участия в убийстве. Единственный живой свидетель этого ужасного преступления старик Доной скончался. Но еще не все было потеряно для следствия. Нашлись люди, которые видели, как однажды за несколько дней до своей смерти старый Доной, покачиваясь точно пьяный, без шапки вышел из юрты настоятеля, пришел домой и к вечеру слег. Он совершенно потерял аппетит и пребывал в состоянии тяжелого душевного угнетения; не выходил и никого не принимал у себя. Домашние, ухаживавшие за Доноем, не могли понять, что за странный недуг так неожиданно свалил с ног еще очень крепкого старика, который таял на глазах. Через несколько дней у него поднялась температура, он впал в беспамятство и бредил.