А еще впоследствии станет известно о частной карете, которой сын убитого императора Александр переедет в Зимний дворец. Очевидцев удивляло, почему карета была не придворной, на которой вместо двух выездных лакеев будут стоять два офицера, в одном из которых опознают генерал-адъютанта Уварова. Случайно такая карета туда попасть не могла, только через подъемный мост, и должна была она перевезти Павла после отречения. Еще впоследствии напишут, что сын таки давал свое согласие на лишение отца престола, согласие на переворот с условием сохранить жизнь отцу – хотя все понимали, что это невозможно. Герцен когда-то напишет:
"Александр позволит убить своего отца, но только не до смерти".От сына не отставала мать: убитая вестью о смерти мужа, она вымолвила в первую очередь:
"Ich will regirien!" (Я хочу царствовать!) Она даже хотела вырваться на балкон, чтобы обратиться к войску, которое уже окружало дворец, но ее не пустил офицер Ф. В. Ридигер.А еще через десятилетие сын будет ставить памятник отцу. Когда уже полотно из монумента будут снимать, то на глазах у многолюдной толпы полотно мгновенно спадет, а на шее статуи императора Павла, покачиваясь как грозный знак, почему-то веревка останется…
И вскрикнет от этого люд, и опять вспомнит пророчество митрополита Арсения:
"Задушили твои любовники мужа, они же и сына задушат…".41
Обер-комендант Ревельской крепости Фабиян фон Гизенгаузен сильно кривился на второй день Рождества – мало ему здесь всевозможных хлопот, еще привезли какого-то Андрея Враля, простого с виду дядьки, который неизвестно что успел натворить. Тот мужчина был уже стареньким и слабосильным, а везли его в сильный мороз, поэтому в каземат внесли узника уже на руках.
Но фон Гизенгаузен знал, какого узника доставили под его ответственность и на его немолодую голову. Не сносить ему самому этой головы, если вдруг узник, словно птица, надумает и сумеет вдруг улететь. От врача, которого вызывали без особенной спешки, затребовали немедленно расписку, что под страхом смертного наказания никогда и никому не скажет о таинственном узнике.
Караул над немощным старцем приказали держать лишь из тех солдат, которые слово русское не понимают и вымолвить не способны .
Так митрополит Арсений Мациевич оказался в каменной клетке, которую как зеницу ока берег после фон Гизенгаузена плац-майор Гибнер, а впоследствии обер-комендант Бенкендорф.