Тайна трех подруг

— А мы завтра морем доберемся. Это же то самое место, где надо приличных мужиков отлавливать, пока они тут откисают и расслабляются после особо важных государственных дел.

— Этим приличным мужчинам по статусу положено быть женатыми, а разводиться запрещено по положению, — рассмеялась Рината, наслушавшаяся за зиму от всезнающих сослуживиц обстоятельных рассказов о важных постояльцах закрытых санаториев. — Так что все попытки заполучить представительного московского мужа, как правило, оказываются бесперспективными.

— Так мы ж не на мужей будем охотиться, — загадочно улыбнулась Лана, — а на мужиков!

На следующее утро девочки устроили заплыв вокруг глубоко вдающегося в море бетонного мола, разделяющего территории двух санаторных пляжей. Замерзшие и обессилившие, они выбрались на берег, заранее зная, что старались зря. Пляж был совершенно пуст. Наверное, высокопоставленные отдыхающие не вставали в такую рань. Лишь одна крошечная фигурка возилась у кромки моря, строя невысокие пирамидки из разнокалиберных камешков.

Рината потерла ногу, которую свела судорога и, похрамывая, направилась к маленькой девочке.

— А ты чего одна-то на пляже? Мама где?

— Мамы у меня нет. Она меня родила и сразу умерла, — охотно ответила девчушка лет шести. В смешном зеленом купальнике с овальной прорезью на животике она напоминала лягушонка. Взрослые слова «родила» и «умерла» она произносила важно, делая заметное ударение на букву «а».

— С кем же ты сюда приехала?

— С папой.

— Ну и где он?

— Там, — беспечно махнула девочка в сторону моря.

— Но там никого нет! — сказала Рината, и в голосе ее зазвучали тревожные нотки. — Ты что, пришла сюда с папой, он пошел купаться, а теперь его не видно?

— Его никогда не видно, — загадочно ответила девочка, продолжая деловито сооружать незатейливую пирамидку.

— Как-то странно все это. Папа-невидимка, одинокий ребенок, — сказала подошедшая поближе Лана. — Может, охрану вызвать?

— А кого здесь охранять? — удивилась девочка.

И тут зоркая Рината разглядела далеко в море черную точку, которая могла быть головой человека, приближающегося к берегу и с таким же успехом — просто корягой, подпрыгивающей на волнах. Прошло не менее получаса, пока на берег вышел невысокий мужчина в маске и ластах с целлофановым пакетом в руках. За это время девушки успели узнать немало подробностей из жизни маленькой незнакомки, которая представилась Машей и доложила, что живет с папой в Москве, в трехкомнатной квартире на четвертом этаже. Папа у Маши «большой начальник» и катается на черной «Волге», а нянька «дура» и никак не может научить ребенка читать.

Мужчина лет тридцати пяти с уже наметившимся брюшком и только еще намечающейся лысиной подошел к дочери и выложил перед ней из пакета двух крабиков. Оба сразу же заспешили к морю, и Маша принялась по очереди хватать их и возвращать на исходную позицию, пока один из запуганных до смерти обитателей моря пребольно не хватанул ее за пальчик. Собравшаяся разреветься девочка жалобно взглянула на отца, но, встретив его строгий взгляд, плакать передумала Просто засунула пораненный палец в рот и великодушно разрешила крабикам вернуться в естественную среду их обитания.

— Нашла себе подружек? — спросил мужчина и представился девочкам: — Виктор Петрович, — после чего снова обратился к дочери: — пошли, лягушонок. Пора переодеваться к завтраку.

Вот тут-то и Рината обратила внимание на то, что Маша и впрямь напоминала лягушонка. И не только цветом купального костюма, но и широким ртом, и слегка выпученными прозрачно-голубыми глазами.

Отец с дочерью ушли, а Рината забеспокоилась, что скоро начнется ее рабочий день.

— А это, между прочим, классный вариант, — говорила Лана, часто дыша и отплевываясь, пока они плыли обратно. — Мужик одинокий, устроенный. Видно, очень любит свою дочь. Так что не будь дурой, подружись с девчонкой, да так, чтобы она в скором времени заявила папаше, что не мыслит свое возвращение в Москву без такой хорошей тети. Мужик смекнет, что нашел дочери добрую маму, а себе — молодую жену. И готово! Москва, квартира, прислуга! Захочешь — в институт тебя пристроит. А нет — родишь ему еще и сына и будешь считать, что жизнь удалась!

— Почему же ты предлагаешь этот вариант мне? А сама не хочешь попробовать? Он вон как тебя разглядывал, как картину на выставке. Только что не причмокивал.

— Я детей не люблю, — равнодушно сказала Лана, — и они это чувствуют. Не умею я с ними сюсюкать. Другое дело, если бы свой еще был, а чужие — нет, нет, нет!

— Да он мне в отцы годится, Петрович этот, — возразила Рината, не представлявшая себя в роли жены такого старого для нее кавалера.

— Вот и будешь за ним как за каменной стеной. Только биографию свою ему не выкладывай, — предупредила Лана.

Было видно, что она потеряла к запретному пляжу всякий интерес, по крайней мере, поняла, что причаливать туда надо уж никак не в семь часов утра. А днем у нее была работа.