— Не обращайте на это внимания. Газеты скоро успокоятся, а давать своих людей в обиду я не стану.
Только тогда Герасимов обратился к Столыпину. Узнав о неприглядной подоплёке этого дела, тот брезгливо поморщился:
— Я скажу, чтобы Лауниц прекратил всё это...
Лауница убили эсеры, но остались его друзья, ненавидящие премьера за то, что он им не сочувствовал и не позволял действовать.
Был и другой большой недруг — граф Витте, но тот ни на убийство, ни на его организацию способен не был.
Разговор в конторе
Пора познакомиться с ещё одним действующим лицом, без которого в нашем повествовании никак не обойтись.
В мартовский день 1911 года в конторе известного киевского адвоката беседовали три человека: сам адвокат, его родственник, занимающийся коммерцией, и молодой помощник адвоката — обычно с этого молодые люди начинали приобщение к будущей профессии. Получив образование на юридическом факультете, они пристраивались в конторы, где, выполняя различные поручения, приобретали практику. Последняя была им необходима.
Владелец нескольких жилых домов, достаточно обеспеченный и известный в Киеве господин Богров не скрывал своей мечты. А мечта у него была вполне реальная и состояла в том, чтобы его младший сын стал адвокатом. Для этого он помог ему получить юридическое образование, оплачивал поездки за границу и всегда выдавал значительные деньги на карманные расходы.
— Мальчик не должен испытывать стеснения, — говорил Богров-отец, познавший нужду и гонения, а затем преуспевший Не т ем евреям, жившим в Российской империи, удавалось преодолеть черту оседлости и обосноваться в таком городе, как Киев. Подобно всем отцам, Богров мечтал о том, чтобы его дети стали образованнее и богаче родителя. С благими намерениями он пристроил своего Дмитрия в адвокатскую контору к знакомому.
В тот день, когда к владельцу конторы зашёл родственник, они, поговорив о житейских делах, сменили тему разговора, потому что не могли не коснуться и политических вопросов. Всех тогда занимало, чем же закончится министерский кризис, о котором писали газеты и который волновал общество.
Некоторые своей радости не скрывали: наконец-то Столыпина сместили! Другие расстроились: кто же, кроме Петра Аркадьевича, может наладить жизнь в государстве и привести её к спокойствию? Естественно, что мнения разделились.
— Никогда не делайте опрометчивых заявлений, — заметил собеседнику старый адвокат. Он был опытен и знал, что не все предсказания, даже очевидные, сбываются. — В жизни, как в нашей практике, — всё может измениться в последнюю минуту. Столыпин не только силён, но и умён, а это даёт ему преимущество перед остальными. В таких политиках всегда нуждается государство.
— Нет, вы не правы, — возразил коммерсант. — В жизни нет ничего постоянного. Приходит время, и происходит естественная смена фигур. — Он обратился к молодому Богрову: — А что вы думаете на сей счёт?
Богров думал так же.
— Конечно, всему в жизни приходит конец, — сказал молодой Богров, — только в одних случаях бывает конец естественный, в других — насильственный.
— Да мы говорим о естественном исходе дела, — недовольно буркнул старый адвокат. — Сколько бы лет ни правил Пётр Аркадьевич, всё равно наступит день, когда ему придётся покинуть свой пост, с этим я согласен. Не может же политик сидеть в таком кресле всю жизнь. Каким умным был Витте, и то не усидел долго премьер-министром, а ведь много полезных дел сделал для государя — и мир удачно подписал с японцами, и рубль сделал золотым, и железные дороги построил. А то, что вы говорите о насильственном конце, так это пахнет эсеровской злостью на весь мир. Кто мешает эсерам добиться в жизни хорошего положения? Никто! Они мечтают о равенстве и братстве, а такого, милый Дмитрий, не бывает, люди не могут быть равны, потому что способности у них разные и состояние разное. Одни копили, наращивая его, как ваш отец, как мой, а другие не смогли добиться положения своим трудом и усердием... Иные всё промотали, что им досталось от родителей.