Тайна убийства Столыпина

“История о цепких лапах охранки, схвативших Богрова, выдумка. Богров служил охранке и в Киеве, и в Петербурге столько, сколько хотел. В своём выборе он был свободен. Был он свободен и в своих перемещениях, никто его на цепочке не держал. Потому можно считать правдивыми показания фон Коттена во время следствия — ввиду бессодержательности сведения агента не записывались и дневник его агентурных сведений не заводился, а так как он не вошёл в организацию, то встречи с ним проходили не на конспиративной квартире, а в гостинице “Малоярославец”.

В свободное время в период зимы 1910—1911 года Богров занимается не выполнением задания охранки и поисками тайных адресов, а посещает скачки, театры, играет в карты. Его видят в женском обществе. Нет, это не разгул, но нередкое времяпрепровождение в увеселительных заведениях. Всем, кто интересовался причиной его отречения от политической жизни, он отвечал: “Она меня перестала интересовать”. Рассуждения о том, что Богров приехал в столицу, чтобы совершить покушение на Столыпина, лишено каких бы то ни было оснований”.

Завершив петербургский период жизни, Богров возвратился домой. Он хотел, чтобы его на какой-то период забыли — его забыли. Он хотел, чтобы улеглись страсти, связанные с последними арестами в городе, — они улеглись. Решив, что опасность миновала, он потащился под домашний кров.

Родители были рады возвращению сына.

Отец интересовался его дальнейшими планами. Дмитрий их не скрывает:

— Хочу побывать во Франции. Вы же знаете, это моя давнишняя мечта — посмотреть страну, пожить в Париже.

— А потом? Что ты намерен делать после поездки?

Оказывается, сын намерен вернуться в контору Крупнова.

— Я допустил ошибку, что ушёл от него. Приеду и вновь возьмусь за дело, вот увидишь. Даю тебе слово.

Как верят отцы обещаниям своих детей! Словно сами не были юными и не давали горы обещаний своим родителям.

— Хорошо, отправляйся, — сказал Богров-старший.

22 декабря 1910 года Дмитрий покидает Киев и отправляется в Ниццу. По его словам, чтобы отдохнуть и развеяться. Мать, нежно любящая сына, заверяет, что они с отцом приедут к нему, чтобы вместе провести дней десять.

— Буду только рад, — ответил сын.

Он планировал вернуться в Киев и заняться делами в середине января, а вернулся в феврале. Всю зиму провёл в Ницце, куда, как и было обговорено, приехали родители. Ездил в Монте-Карло, играл в казино, вёл беззаботный образ жизни, от которого даже располнел. Матери таким он понравился. Она любила упитанных детей, потому что детство провела в бедной семье, терпела лишения и унижения. Это потом в её дом пришёл достаток, а до замужества она со своими сёстрами и братьями не видела ничего хорошего.

Детские впечатления всегда самые яркие.

Встреча

В первых числах марта 1911 года Лятковский позвонил в квартиру своего бывшего однокашника по университету, что находилась в доме № 1 по Бибиковскому бульвару. Дверь открыла горничная.

— Вам кого?

— Дмитрия Григорьевича.

— Подождите здесь, я доложу хозяину.

Через минуту из комнат вышел сам Дмитрий Григорьевич, который удивился незваному гостю. Он не ожидал увидеть Лятковского у себя в доме.

— Ах, это вы, — протянул он.

Гостю сразу бросилось в глаза, что хозяин квартиры не по годам поседел, но он нисколько не удивился — нервы, волнения...

— Рад, что вы зашли, — спохватился Богров. — Проходите, поговорим.

— Поговорим, — ответил Лятковский.

В кабинете уселись к письменному столу, стоявшему у окна. Вначале разговор был сух, отрывист, односложен — не клеился оттого, что каждый относился к своему собеседнику настороженно.

Богров понимал, что Лятковский явился неспроста, пришёл что-то выяснить или пронюхать своим чутьём подпольщика, которое ценили товарищи. Было ясно, что, выйдя из “Лукьяновки”, киевской тюрьмы, он хочет уточнить кое-какие детали, которые его, несомненно, волновали.

Потому Богров и взял разговор в свои руки. Он спросил у Петра, как он живёт после выхода из тюрьмы, вспоминал товарищей, назвал имена и, конечно, интересовался, где они сейчас, чем занимаются. Вопросы были вроде обыденные — что да как. Больше расспрашивал о Тыше, словно знал его давно и очень о нём тревожился.

О местожительстве своего друга Лятковский Богрову не сказал, хотя адрес его знал и даже с ним переписывался.

— Давно его не видел. Потерял все связи, — ответил он неохотно.

А потом разговор, естественно, перешёл к делам организации. И сам Богров затронул весьма щекотливую для него тему.

— Понимаете, многие говорят о том, что их предал Богров, и даже судачат о моём сотрудничестве с охранкой. Распускается слух, что, дескать, Богров провокатор. Больно, скажу я вам, сознавать, что опровергнуть эти слухи никак не можешь. Не можешь каждому накинуть платок на роток...

— Но вы прекрасно понимаете, что дыма без огня не бывает. Товарищи подозревают вас неспроста, видно, вы сами дали для того повод, если у них появились сомнения.

— Невиновность свою доказать не всегда просто. Мне остаётся только отвергать лживые обвинения, а верят мне товарищи или нет, это их дело. Совесть моя чиста — это точно.