Тайна убийства Столыпина

Заключённые написали Николаю Чёрному, чтобы он привёз из Борисоглебска взрывчатку и передал её Рахили Мехельсон. Тут-то Кулябко не выдержал, приказал арестовать подпольщиков — взрывчатка его напугала. Пока эсеры занимались мирными делами, он смотрел на них с некоторой нежностью, но когда те решили провести теракт, рассвирепел: “В моём городе? Да как они смеют о таком думать!”

Аресты насторожили всех, заставили проанализировать встречи и разговоры, все последние действия, чтобы вычислить провокатора. Тут и второй промах случился, на который все обратили внимание. Анархисты решили вытащить из тюрьмы Наума Тыша, но Богров сорвал его побег. А задумка у анархистов была оригинальная, они её долго обдумывали, прежде чем на неё решиться.

У следователей полиции был условный пароль, который они сообщали в тюрьму, когда хотели, чтобы им привезли на допрос арестованного. План был таким: по телефону в тюрьму передаются пароль и просьба привезти арестованного, указывается время. Когда тюремщики повезут Тыша на допрос, боевики нападут на конвой.

План был реальным, неожиданным. Внезапное нападение всегда даёт преимущество.

Богров, присутствовавший при обсуждении, сказал:

— Возможна неудача. Тогда пусть первым погибну я.

Он показывал, что первым пойдёт на риск ради товарища, чтобы вызволить его из заключения.

А вечером он всё рассказал Кулябко. Тот был в восторге!

— Молодец, Богров. Вы мне нравитесь всё больше. Завтра мы их всех и скрутим!

— А как же я? — спросил Богров — Под подозрением будут все, кто в курсе дела, а поскольку на меня уже косился этот Тыш, то подозрения лишь усилятся.

— А мы и вас возьмём вместе с ними! — огорчил его Кулябко. — Чтобы снять подозрения.

— Знаете, мне не очень бы хотелось провести время в камере... — заметил Богров.

— Посидеть вместе с ними вам просто необходимо. Обещаю, что будет это недолго. А иначе нельзя: что же подумают ваши товарищи, если их всех арестуют, а вас оставят на свободе? Для пущей убедительности вам необходимо попасть в тюрьму.

“А ведь Кулябко прав, — подумал Богров, — мне нужно алиби”.

На следующий день подпольщиков взяли. Взяли и Богрова. Правда, ненадолго. Через три недели, когда вина его в противоправной деятельности не была доказана, его отпустили.

А некоторые товарищи застряли в тюрьме. И Наум Тыш, ради которого замышлялось вооружённое нападение, остался в камере.

Там, в Лукьяновской тюрьме, анархисты и организовали заочный суд над предателем. На волю передали расплывчатое решение, из которого явствовало, что с провокатором надо расправиться.

Сведения о неблагонадёжности Богрова дошли и до Петра Лятковского, киевского анархиста-коммуниста. Тот знал Дмитрия с января 1907 года, учился с ним в Киевском университете. Несколько раз встречались они в группе, занимавшейся политической работой. Лятковский полгода просидел в предвариловке, товарищей не выдал и о его стойкости в организации всем было известно. В сентябре 1907 года, когда Лятковский вернулся в Киев из Петербурга, один из товарищей сказал ему, что Богров подозревается в провокации.

— А основания? — спросил Лятковский.

Основания были. После тайного собрания полиция арестовала “Бельгийца”. На том собрании был и Богров. Из тюрьмы “Бельгиец” передал записку: “Подозреваю Дмитрия”.

Хотели провести специальное расследование, но прямых улик не было, лишь предположение арестованного. Богров, узнавший про это обвинение, сказал товарищам:

— Так можно подозревать каждого. Я тоже к некоторым товарищам особых симпатий не питаю.

А потом взяли и Лятковского, и попал он в ту же камеру киевской Лукьяновской тюрьмы, где томился Наум Тыш. Бывают же такие удачи в жизни!

— Почта работает? — первым делом спросил Лятковский, имея в виду нелегальную передачу писем на волю.

— Да, — ответил Тыш. — Недавно получил письмо от жены, из которого сделал вывод, что Богров — провокатор.

— На это нужны веские доказательства. У тебя они имеются?

Тыш, просидевший в камере несколько месяцев, ответил неконкретно:

— С одной стороны, меня привела к этому заключению информация жены и заграничных товарищей, имеющих некоторые данные, с другой — мои личные суждения.

— Всё это с твоей стороны голословно, — ответил Пётр. — Мне нужны доказательства, а не предположения.

— Так ты хочешь доказательств? Вот они. Богров знал о моём отъезде из Киева, знал и явки в пограничной полосе для контрабанды, и всё это стало известно киевской охранке.

— Подожди, не кипятись. Эти же данные могли иметь и другие члены группы? Почему же ты не подозреваешь и остальных?

— Я имею здесь достаточно времени, чтобы прийти к такому выводу...

— Может, ты и прав. Но прошу тебя, не поднимай пока шума, не спугни его. Надо попросить товарищей на воле, чтобы расследовали эти факты. Глядишь, они и выяснят истину.

И Тыш согласился.

Вскоре коридорный староста, через которого шла нелегальная переписка, получил письмо от меньшевика “Фомы”. Тот просил выяснить, в чём, собственно, обвиняют Богрова.

— Тыш считает, что он провокатор. Поговори с ним, — сказал старосте Лятковский.