Больше всего Гучкова, как и всю оппозицию, возмутило то, что государь даже не соизволил на время расследования отстранить от выполнения служебных обязанностей полковника Спиридовича.
Было ясно, что такое расследование истину не установит.
Обвинение звучало громко.
При дворе отстаивали позицию монархии.
— Произошла досадная ошибка, — говорили приближённые царя. — Никакой вражды между Столыпиным и охранным отделением, подчинённым ему, как министру внутренних дел, не было, и никакой выгоды из покушения для тех, кто заведовал охраной в Киеве, получиться не могло. Наоборот, руководители охраны несут от этого прямой ущерб в своей карьере.
Депутаты требовали серьёзного расследования. Всё ещё помнили дело Азефа, которое разбирали в Думе, и речь Столыпина, который защищал охрану, погрязшую в провокации.
Защитником теперь был новый министр внутренних дел Макаров. Отвечая на запрос депутатов, он отстаивал точку зрения властей и соглашался лишь в одном: охранники отступили не от закона, а всего лишь от буквы в ведомственном циркуляре.
— Это от какой же? — спрашивала галёрка.
— Вы знаете не хуже меня, от какой... Осведомителям вроде Богрова не полагается поручать обязанности охраны. Кулябко поступил неправильно, допустив Богрова в Купеческий сад и театр...
Выступая в Думе, Макаров говорил, что ведётся следствие против Курлова и представителей полицейской власти в Киеве. Он обещал: меры будут приняты...
Деятельности Столыпина его сторонники и враги дали разные оценки.
Кто оказался прав, а кто нет — судить сегодня нам. Исторический отрезок времени прошёл достаточный, чтобы сделать выводы, что-то сравнить и понять. История сама рассудила, чьи идеи оказались для России лучше и полезнее, а чьи пришлось исправлять.
Весь советский период столыпинские реформы ругали, обвиняя их автора во всех грехах. Но есть и другая точка зрения.
“Урожайность в стране с 1906 по 1915 год возросла на 14 процентов, а в некоторых губерниях — на 20-25 процентов. Урожай таких хлебных злаков, как рожь, пшеница и ячмень, поднялся с 2 миллиардов пудов в 1884 году до 4 миллиардов в 1911 году, то есть удвоился. Зерновое хозяйство шло быстро в гору, и именно для него П.А. Столыпин создавал по всей России зерновые элеваторы Госбанка
А вот ещё один факт из истории, многим неизвестный. Перед Первой мировой войной германская правительственная комиссия, которую возглавлял профессор К. Аугаген, объехав несколько российских губерний, сделала неутешительный для своего правительства прогноз: после завершения земельной реформы и ряда преобразований воевать с Россией будет невозможно. В подтверждение выводов приводилась статистика. Эти выводы были представлены кайзеру.
И на этом, пожалуй, можно поставить точку в споре.
Суд был скорым
Суд над Дмитрием Богровым состоялся 9 сентября 1911 года в печально знаменитом “Косом капонире” Печерской военной крепости. Был он стремительным, словно желали поскорее избавиться от убийцы и не были намерены копаться в самой истории.
Быстрое следствие, закрытый суд, решение, которое нельзя было обжаловать и оспорить. Передача дела Богрова из обычного окружного в военно-окружной суд. Действия властей было понятны: военные суды снисходительности к террористам не проявляли, решение принимали в короткий срок.
Мрачное здание капонира, неуклюжее, как медведь, располагалось в правом углу крепости и напоминало зверя потому, что благодаря своей необычной конфигурации возвышалось над недоступным обрывом. Так строили крепости в старину, чтобы никто не смог в них пробраться и не смог из них выбраться.
Бежать из “Косого капонира” было делом невозможным. Лишь узкая собачья тропинка пролегала возле векового земляного вала, а дальше был крутой обрыв, по которому никто не смог бы подняться, даже если бы и захотел.
Из глухих окошечек, переплетённых металлическими прутьями, открывался вид на ужасную Лысую гору, ставшую местом казни осуждённых военным судом.
Само здание “Косого капонира” было одноэтажным, сложенным из хорошо обожжённого кирпича. Так основательно строили лишь в прежние времена.
Вот что рассказывает очевидец, побывавший в том мрачном здании:
“Местный краевед провёл меня через ворота во двор — узкий треугольник, стороны которого составлены высокими корпусами.
— В то время здесь были дубовые ворота, — заметил он, — не металлические. Металлические двери сварили уже при советской власти...
Мой гид направился к стене, и лишь тогда я заметил небольшую дверь, прикрытую решёткой. По его решительному шагу было видно, что бывал он здесь не раз и хорошо ориентировался.
— Идите за мной, — позвал он и шагнул в коридор.
Извилистый коридор терялся во мраке. Единственная лампочка, висевшая над нами, дорогу не освещала.
— В тот год её здесь не было, — заметил он, — я уточнял. В тот год здесь был такой же мрак.