Растерянно переступая с ноги на ногу, Петрик не мог решить, то ли попросить монтёра пропеть всю песню до конца, то ли бежать к Юре.
Нащупав в кармане комбинезона финский нож, Данцигер, хитровато посмеиваясь, спросил:
— Опять от Данька-пирата спасаешься?
— Нет, я был в нашей пещере… Ох, всё забываю — штабе!
— Если не военная тайна, могу я узнать какие такие важные дела вы обсуждали?
— А там никого не было. Я был один.
— Как? Ты не побоялся, что Данько-пират может тебя поймать?
— Он теперь к Юре, ну, вожатому нашему, здорово подлизывается! И нас перестал задевать…
«Это хуже, — промелькнуло в голове Данцигера. — Ну, да ничего! У них вражда старая, подозрение всегда падёт на этого Данька-пирата…»
— Вот что, Петрик, дождя больше не будет, пойдём покажи мне, наконец, свою пещеру.
— Пойдёмте, — охотно и быстро выпалил Петрик, бегом направляясь к тропинке, скрытой в кустах.
Они уже подходили к старому капитану, когда вдруг Петрик остановился.
— Знаете что, дядя… Я сейчас не могу идти в пещеру.
— Почему?
— Дело у меня есть. Мы с вами в пещере замешкаемся, а Юра возьмёт да и уйдёт куда-нибудь. Через это завтра получится скандал. Вы лучше завтра приходите во Дворец пионеров, мы там будем выступать. Добре?
И Петрик убежал.
У Юры были гости — старый профессор с внучкой Стефой. Когда Петрик вошёл, очи о чём-то громко спорили.
Отводя с потного лба прядку светлых волос, Петрик в смущении стоял на пороге комнаты, боясь поднять глаза на Стефу.
— О, Петрик! Входи, входи, друже. Что у вас там? Опять схватка с «пиратами»?
— Не-е, — замотал головой Петрик. — В сто раз хуже! Завтра Олесь не сможет выступать в это… ну, самодеятельной художественности!
— Ах ты, моя «самодеятельная художественность»! — почему-то засмеялась Стефа.
Но Петрик на неё за это не обиделся. Он сказал:
— Знаешь, Юра, я могу сам спеть ту песню… Но я немножко позабыл…
— Это мы в два счёта вспомним, — успокоил Юра, — дай только мне самому вспомнить одну вещь… Это, брат, дело чести…
— Так, так, прошу вспомнить, молодой человек, — лукаво поглядывал на Юру профессор. — Ну, под каким же девизом тайна «математической русалки» была разгадана?
Петрик присел на краешек дивана, где сидела Стефа, и, кротко сложив руки на коленях, не сводил взора с Юры, который мучительно что-то хотел вспомнить и не мог.
— Говори… — осторожно косясь на дедушку, подсказала Стефа.
— Ура! Вспомнил! «Говори, что знаешь, делай, что обязан, будь, чему быть». Под этим девизом Софья Ковалевская в 1888 году прислала на конкурс во Францию свой замечательный научный труд, наконец, разгадав, казалось бы, совсем неразрешимую задачу о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки. Учёные называли эту задачу «математической русалкой».
— Всё верно, молодой человек, — дружески обнял мальчика профессор. — Но я знаю: в вашем сердце есть и гордость, и честь, а потому — ставлю вам только «четвёрку», а не «пятёрку». «Единицу» вам надо отдать вот этой подсказчице, — профессор погрозил пальцем внучке.
Стефа виновато улыбнулась и отошла к окну. Косы крест-накрест вокруг головы делали её старше. Она мечтательно проговорила:
— Я не буду математиком, как Софья Ковалевская, а непременно стану врачом…
— А я буду артистом, — счёл своим долгом заявить Петрик. — Тато говорит, у меня баритон и я буду когда-нибудь петь в опере.
— Вы поёте по нотам, молодой человек? — с самым серьёзным видом осведомился профессор, будто до этого никогда не встречал Петрика.
— Я… Я пою под аккордеон, прошу пана.
— Охотно послушаю ваше пение, друже мой. Но надеюсь, в вашем репертуаре нет песен, которые у меня под окном горланили когда-то «пираты»?
— Дедушка, нам уже пора. У тебя скоро лекция. А мне нужно подготовиться, я сегодня выступаю в нашем подшефном детском доме, — выручила Петрика Стефа.
— Да, да, — засуетился профессор, беря с кресла свою серую велюровую шляпу. — Но я надеюсь завтра нас послушать, друже мой, — обратился старик к Петрику. — Вот, Юрий меня уже пригласил.
Когда профессор и его внучка ушли, Юра взял аккордеон. Не прошло и часа, Петрик превосходно знал новую песню и смело мог завтра выступать.
Под вечер Петрик забежал к Васильку, чтобы взять его с собой на праздник в детский дом.
— Какой ты нарядный, Петрик! — сразу заметили все сестрёнки Василька.
Петрик покраснел, но, разумеется, не сказал им, что на вечере будет Стефа. А это он для неё так начистил туфли и даже намазал волосы бреолином.
— Да что ты копаешься, словно курица! — торопил Василька Петрик. — Опоздать можно!
— А как меня туда не пустят? — беспокоился Василько.
— Пустят… Мой татко… вот забыл, как оно называется. Ну… о — шеф! Он от железнодорожников там шеф. Нас пустят…
— А что это шеф?
— Ну той… Ну, как батько всем сиротам.
— Обманывай!
— А вот и не обманываю. Весь узловой комитет им шеф. Много придёт шефов… И потом — мы тимуровцы, нас везде пустят.
Последнее было убедительнее всего, и Василько заторопился.