Тайна за семью печатями

Я клянусь жестоко отомстить врагу за спалённые города и деревни, за смерть наших жён и детей, отцов и матерей, за издевательства над моим народом и буду бить немецких оккупантов решительно и безжалостно…

Я клянусь, что лучше погибну в жестоком бою с врагами, чем отдам себя, свою семью и свой народ в рабство кровавому фашизму…

Присяга звучала на белорусском языке, но Мартин понял каждое её слово и проникся каждым её словом, а потому заранее мучился угрызениями совести, что ему невольно придётся нарушить клятву.

Оказалось, что и Альма думает о том же.

— А ещё меня вот какой вопрос волнует, — призналась она. — Поисковики сказали моему хозяину, что получили ту запись циркового представления от женщины из приграничного села. Это значит, что кинокамера и коробка с плёнками так и остались у неё с того самого момента, как она раненого дядю Вольдемара помогала спасать. Но тогда выходит, что никто из цирковых так их и не забрал… И не потому, что забыли, дядя Вольдемар часто про неё вспоминает и жалеет, что не может партизанские будни снимать, а… почему? — Альма вопросительно посмотрела на Мартина.

— Потому что туда далеко идти и опасно сейчас, — рассудил Мартин.

— А после войны почему не вернулись и не забрали? Там ведь, кроме кинокамеры, целая коробка с плёнками, память об их выступлениях.

— И почему? — простодушно удивился Мартин, догадываясь, что у Альмы уже имеется ответ.

— Я думаю, они погибнут, — тихо, чтобы не услышали Юв и Гал, которые резвились неподалёку, перепрыгивая друг через друга, словно отрабатывали трюк, с грустью заключила Альма…

Юв и Гал действительно повторяли один из своих номеров, так как в полдень должно было состояться выступление их цирковой труппы. Как сказал старший лейтенант — «для поднятия морального и боевого духа». Тем более что в отряде появилось несколько семей с детьми, бежавших в лес кто от бомбёжек первых дней войны, кто от сурового «нового порядка», который установили гитлеровцы в захваченных сёлах. Да и среди примкнувших к партизанам красноармейцев было много совсем юных, только-только закончивших школу, в страшных боях потерявших товарищей, отставших от своих воинских частей во время стремительного отступления, а некоторые, как старший лейтенант, — и были остатками этих самых частей…

Андрюшка тоже усердно репетировал. Он собирался впервые предстать перед публикой в роли дрессировщика. Жеребёнок, правда, ни в какую не соглашался идти куда-либо без своей мамы, а потому, с разрешения хозяина — дядьки Мирона, Андрюшка отправился в лагерь не только со своими подопечными: Бахтарчиком, Альфом и Ролом, но и с кобылой. За ними увязалась молодая мать с тремя детьми. Точнее, сначала малыши, которые давно подглядывали за тем, как Андрюшка дрессирует жеребёнка, уговорили мать. Потом их дед подумал-подумал и тоже решил пойти. Посмотреть цирковое представление захотели и другие хуторяне. Война пока обходила стороной их затерянное в лесах местечко. Дорогой между хутором и селом, где на площади возле церкви по выходным дням устраивался большой базар, и раньше пользовались не часто, а теперь вообще старались обходиться тем, что давало подсобное хозяйство и собственные сады-огороды.

Появление в лагере кобылы с жеребёнком немного взволновало собак, но служебная выучка дала о себе знать, и они быстро успокоились, с интересом ожидая, чем закончится вся эта суета.

— Вот и наши костюмы пригодились, — переодеваясь в сценический наряд, сказала Валентина маме. — А ты ворчала на Аслана, что вместо обычной одежды он захватил из палатки именно их.

— Потому что в повседневной жизни нам нужна повседневная одежда, а не шёлк с блёстками, — парировала Тамара, хотя в глубине души радовалась, что снова надевает своё облегающее трико, как будто там, за стенами шалаша, их ждёт настоящая арена. Впрочем, для циркового артиста арена там, где есть зрители, а зрителей у них будет много.

Леонид и Аслан, который должен был заменить Владимира в акробатической пирамиде, уже были готовы «к выходу»; даже раненый заявил, что достаточно хорошо себя чувствует, чтобы порадовать детишек простенькими фокусами, а взрослую публику — метанием ножей.

В качестве шпрехшталмейстера позвали Василия. Паренёк из Минска бывал в цирке-шапито и, как показала репетиция, неплохо справлялся с ролью ведущего. Фрак Артура Бенедиктовича не подошёл рослому и крепкому Ваське, поэтому ему просто нацепили на шею галстук-бабочку.

Альма и Мартин, для которых (после их печальных выводов) выступление артистов приобрело особый смысл, старались не выдать своей грусти, чтобы Юв, Гал, Альф и Рол ничего не заподозрили и не разнервничались. Себе же они дали клятву оберегать цирковых, пока это будет в их силах.