– Какой ты всё же глупый, – сказала Гелиселия. – Во-первых, тебя не сможет поднять никакое, даже самое огромное облако. Ты слишком тяжёлый. А во-вторых, и это главное: ты не сможешь жить вдали от горы, вдали от своего народа. Ты сразу погибнешь. Так уж вы устроены. Самое лучшее, что ты сможешь сделать, это не мешать девушкам плести сети. К утру всё должно быть готово. А тебе лучше вернуться в гору и предупредить своих братьев о приходе в наши края людей. Пусть навечно заделают выход во Внешний мир и никогда не появляются наружу. Будем надеяться, что людям не придёт в голову вламываться в недра горы. Хотя, кто знает…
– Дозволь мне хотя бы завтра попрощаться с вами, – взмолился я.
– Ну что же, – смягчилась Гелиселия. – Приходи завтра на рассвете. А сейчас ступай.
– Прости, я хочу ещё спросить, что это за нити, из которых плетут сёстры? Сверкают как солнце, даже глазам больно.
– Это и есть солнце, вернее – солнечные лучи. Я собрала самые тонкие и прочные из них. Днём в лесу много таких лучиков пробивается сквозь листву.
– Но разве можно ухватиться за солнечный луч, разве можно сохранить его в темноте ночи? И разве можно скатывать его в клубки и плести из него?
– Да, это невозможно. Невозможно никому, кроме меня. Недаром я – Гелиселия, я управляю солнечным и лунным светом. Лунные нити – серебряные, но они не такие прочные. А сейчас, пожалуйста, не отвлекай меня. Мне надо успеть выкопать наше растение и оплести его прочной сеткой, чтобы доставить на новое место.
Я попрощался с девушками. Фло не бросила работу, а только грустно кивнула мне.
Со всех ног устремился я к горе. В голове у меня созрел план, и в моём распоряжении была всего одна ночь, чтобы его осуществить.
Я решил сделать прощальный подарок Флории. Пусть, глядя на него, она вспоминает меня. Это должен быть венец, корона, ведь она была королевой моей души. Но не такая строгая и лаконичная, которая венчала голову Гелиселии. Нет, это должен быть венец, сплетённый из полевых цветов, светлый и скромный, но нежный и утончённый, такой, какой была она сама. И поскольку она заботится о растениях и любит их всей душой, то они и должны украшать её голову. Меня охватило вдохновение, я уже в деталях представлял будущую работу, но на её воплощение в жизнь требовалось время, поэтому, вернувшись в мастерскую, сразу же взялся за работу.
Пока я вытягивал тонкие серебряные стебельки, сплетал их между собой, вытачивал из хрусталя тончайшие лепестки и собирал из них нежные хрупкие цветочки, мне в голову пришла ещё одна мысль.
Приходилось ли вам думать о том, что иногда самое благородное намерение в своей основе имеет не всегда такие же благородные мотивы?
Я задумал спасти Фаунию. Конечно, я очень любил её, и меня сильно огорчило ее угасание. Я искренне хотел ей помочь, вылечить её. Но к этим, вполне бескорыстным желаниям, была примешана и изрядная доля моего тщеславия. Я уже представлял, что Фауния снова становится такой, как прежде, она благодарит меня, и все сёстры восхищаются мной, и там, уже на новом месте, они с благодарностью часто произносят моё имя… Только вот как сделать это? Как помочь Фаунии?
И вдруг меня осенило! «Жизнь горы»! Ну как я сразу не вспомнил про наше сокровище! Ведь если оно способно оживить даже камень, то, конечно же, оно может вернуть Фаунии угасающие силы.
Только вот, как это сделать? В главном зале, где на самом верху хранилась яшмовая шкатулка с Камнем жизни, всегда кто-то находился. Нечего было и думать, что мне разрешат даже просто дотронуться до «Жизни горы», а не то, чтобы вынести наш камень во Внешний мир. Я взял готовый венец и пошёл к выходу. Но ноги сами привели меня в главный зал. И там, по злой воле случая, никого не было. Не отдавая себе отчёта в том, что я делаю, я во мгновенье ока вскарабкался на самый верх и открыл шкатулку. А через несколько минут я уже пролезал по узкому тоннелю, спрятав за пазуху «Жизнь горы».
Когда я примчался на поляну, небо на востоке уже начало бледнеть. На траве были аккуратно разложены светящиеся сетки, на одной из них лежала Фауния. И сетка просвечивала через её полупрозрачное тело. Бедняжке было совсем худо. Но прежде всего я отправился к Фло. Я протянул ей свой дар и выразил надежду, что, глядя на него, она будет иногда вспоминать меня.
– Милый Руб, я тебе очень благодарна, это очень, очень красиво, и я чувствую, что ты вложил в эту вещь свою любовь. Но только принять этот подарок я не могу. Мы ведь созданы из воздуха, и носить на голове металл и камни мне будет очень тяжело. А потом, я ведь не королева. Такой знак отличия полагается только Гелиселии. Прости…
Я был очень огорчён, и, видя это, Гелиселия что-то тихо сказала Флории. Та с улыбкой кивнула.
– Гелиселия позволила мне принять в дар от тебя память. Пусть на моей голове всегда будет точная копия твоего подарка, только невесомая и нематериальная, и это не будет означать ни власть, ни превосходство, а только добрую память о нашей дружбе. Да исполнится!
Она хлопнула в ладоши, и я увидел на её голове точно такой же венец, как тот, который я держал в руках.