Что мне было делать? Я очень осторожно, стараясь не выдать своего присутствия, слегка подрос, чтобы было легче идти, и отправился вслед за человеком.
Мы шли по направлению к озеру. Раньше я никогда так далеко не заходил, но знал об этом месте от сестёр.
Они рассказывали, что в озере живут удивительные водяные девы, лукавые, озорные и непостоянные, но не злые, просто они по-другому относятся ко многим вещам. Дочери воздуха даже дружили с ними.
Неподалёку от озера моим глазам предстала удивительная картина. Деревьев здесь почти не было, но повсюду из земли торчали пни от бывших стволов. Впрочем, одно дерево всё же осталось. Оно было не очень высоким и толстым. Ствол был лишён ветвей и обуглен. А вершину этого ствола венчала (тут я едва не лишился самообладания) голова оленя! Того самого, с развесистыми рогами, тёплыми бархатными губами и кротким взглядом.
Я отвёл глаза от ужасного зрелища. В воздухе пахло чем-то отвратительным. Позже я понял, что это был запах горелого мяса и гниющих кож. Передо мной было огромное почти затухшее кострище. Я понял, куда делись деревья, которые ещё недавно здесь росли. Поперек костра, в котором под золой ещё тлели угли, было перекинут нетолстый ствол дерева. На эту перекладину было нанизано то, что ещё недавно было телом оленя. Сейчас от него осталось меньше половины, и я догадался, куда делось остальное. Вокруг костра было сооружено несколько шалашей, из которых выбирались сонные, зевающие и потягивающиеся люди. Они ёжились от утреннего прохладного ветра и подходили поближе к костру, кидая в него ветки и обрубки стволов.
Я уменьшился до минимальных размеров и вскарабкался на одно из стоящих поодаль деревьев, до которых пока не добрались руки людей. Несмотря на весь трагизм ситуации, я полагал, что скоро сумею выпутаться из этой беды, и с интересом наблюдал за людьми. Они были очень разными. Одни, как и первый встреченный мною человек, были похожи на нас, жителей горы. Другие, скорее, напоминали дев воздуха: у них были гладкие лица и длинные волосы. Но этом сходство заканчивалось, они выглядели, на мой взгляд, отвратительно. Позже я понял, что их спины согнулись от тяжёлой работы, руки закорузли и огрубели от непрерывного непосильного труда, лица измождены от болезней и страданий. Среди людей встречались и особи гораздо меньшего размера, чем остальные. Сперва я решил, что они зачем-то уменьшились, но потом вспомнил, что у зверей имеются детёныши размером куда меньше взрослых. Я решил, что эти, маленькие – детёныши людей.
Появление человека, за которым я крался, вызвало в лагере оживление.
– Привет, Куница!
– Откуда идёшь спозаранку? Всегда тебе не сидится на месте!
– Ой, Куница, что это у тебя на голове?
Человек, которого все звали Куницей, не стал отвечать каждому, а дождался, когда люди соберутся вокруг него и тогда начал.
– Соплеменники! Всего несколько дней, как мы пришли сюда, и все вы убедились, что мои рассказы о обильном и плодородном крае – не выдумки. И вот сегодня произошло со мною нечто чудесное, чего я не могу понять и объяснить. Поэтому я прошу, приведите нашего Мудрейшего, пусть он выслушает мой рассказ и объяснит, что к чему.
– Куница, кто мы такие, или кто ты такой, чтобы беспокоить Мудрейшего? Он ещё не оправился от трудного перехода и набирается сил в своём шалаше.
– Без него я говорить не буду, – упрямо произнёс Куница.
Люди пошептались, и один из них отправился к самому большому шалашу. Через некоторое время из него вышел человек весьма примечательной внешности. Он был очень стар и очень худ. На нём было белое одеяние из какого-то меха (как я узнал позже, из шкур коз, специально для этого разводимых). Одеяние доставало почти до земли, а по нему струилась такая же белоснежная борода и остатки волос.
Одной рукой старец опирался на посох, другой – на руку сопровождавшего его мужчины средних лет, одетого точно также, только его одежда была чуть короче. С большими предосторожностями Мудрейшего подвели к лежащему бревну и помогли сесть. Все расступались перед ним и все, включая Куницу, склоняли перед ним голову.
Когда старец устроился поудобнее, Куница подошёл к нему и начал:
– Прости, Мудрейший, что потревожил тебя. Но только твой разум может рассудить о том, что со мной произошло сегодня.
Слушай, Мудрейший, слушайте, соплеменники.