Тайна замковой горы

– Папа, прежде, чем мы расскажем вам о своей замечательной поездке, я хочу, чтобы ты посмотрел на эту вещь. Это подарок тебе, но не от нас.

Граф развязал узлы на верёвке, которой был обмотан свёрток и развернул ткань. Перед ним была картина.

Граф, не веря своим глазам, молча смотрел на неё несколько секунд, а потом произнёс изменившимся голосом:

– Мама…

– Ваше сиятельство, этот портрет из городского дома, я его сразу узнал! Там был ещё и портрет их сиятельства, вашего покойного батюшки! Ох, не думал, что снова его увижу, – подал голос из-за спины графа Микельс.

– Поль, где вы раздобыли этот портрет? – наконец пришёл в себя граф.

– Папа, ты не поверишь, но портрет нашел нас сам. Он принадлежал одному человеку, некоему Уиллу Фостеру, жителю Вальбурга. Много лет назад он приобрел картину в антикварной лавке Флизберга, куда его сдала некая женщина. Конечно же, это была твоя опекунша Шмерц. Портрет графини Севастианы был любимой картиной господина Фостера, можно даже сказать, что он платонически был влюблён в образ на портрете. Но сейчас он уже стар, наследников не имеет, и он беспокоился о том, что будет с этой картиной, когда его не станет. Он задумал вернуть портрет в нашу семью, но не знал, как это сделать. И тут мы попались ему на глаза. Он узнал нас по фотографиям в каком-то репортаже о нашей свадьбе. Удивительно, правда? Мне его даже стало немного жаль. Я видел, как он переживал, расставаясь с картиной. Как будто прощался с дорогим человеком…

– Раньше мне казалось, что такие истории случаются только в романах. Но всё это наяву. За многие годы я не помню, чтобы какой-то подарок мне был бы так же дорог, как этот. Я хочу лично отблагодарить этого господина, и я это сделаю. Жаль, что он не приобрёл портрета отца. Я бы выкупил его за любые деньги.

– Он сказал, что женщина, приносившая на продажу картины и другие вещи, портрет графа Маркуса принесла раньше, и что он уже был продан.

– Жалко, – сказал Рольф Вундерстайн.

Микельс напомнил господам, что прошли уже все сроки ужина, и все переместились в столовую.

За столом расспросы продолжались, но как, скажите, в коротких словах рассказать обо всём, что произошло за семнадцать дней?

Родители разглядывали своих чад и старались понять, что же в них так неуловимо изменилось?

«Возмужал, окреп, стал увереннее в себе, повзрослел, – думал граф. – Уехал юноша, а вернулся мужчина».

«Стала мягче, нежнее, женственнее, – отмечала госпожа Петерс. – Это уже не девочка, а цветущая молодая женщина!»

– Друзья мои, – обратился ко всем граф Вундерстайн. – Мы готовы слушать до утра, но назавтра в городе запланирован праздник по поводу вашего бракосочетания. Дальше откладывать нельзя, горожане заждались. Давайте, разойдёмся сегодня по спальням, а разговоры ненадолго отложим. Тем более, что у нас тоже есть приятные новости.

Перед тем, как отправиться в свою комнату, Микельс вернулся в гостиную, и немного поразмышлял о чём-то, глядя на портрет графини Севастианы.

135. Праздник

В городе, действительно, всё уже было готово к празднику. Дома, изгороди, даже уличные фонари были украшены гирляндами и флажками. То здесь, то там раздавались звуки самодеятельных оркестров: когда в городе нет других развлечений, поневоле горожанам приходится самим что-то организовывать, и выясняется, что кругом полно талантов. Развесёлые плясовые мелодии сливались с шумом и гомоном толпы. Казалось, всё население города высыпало на улицы. Кто мог бросить на время работу, сделали это. От нарядных одежд пестрело в глазах. Многие даже вытащили из сундуков красочные народные костюмы, в которых щеголяли ещё их предки. И тут было, на что посмотреть! Женщины в красных шерстяных юбках, вышитых чёрным гарусом, из-под которых то и дело мелькало белоснежное кружево нижней юбки, широкие плоёные рукава сорочки, перехваченные у запястий красными лентами, чёрный, обильно вышитый бисером корсаж на шнуровке, белоснежный фартук и такого же цвета чулки, украшенные продёрнутыми сверху вниз зелёными и красными нитями, и щегольские чёрные туфельки с медными пряжками. Но самое главное впечатление производили головные уборы. Они напоминали усечённую коническую башню, изобильно украшенную матерчатыми цветками, шерстяными разноцветными помпонами, бусинами и монетами. На спину с этого убора спадал целый каскад лент. Что уж говорить о многочисленных старинных украшениях, пусть и не самых дорогих, но самобытных и гармонирующих с костюмом.