Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

Ни с того ни с сего и ради хорошей жизни Бретон открыл художественную галерею «Градива»[65]. Каждая буква этого имени соответствовала инициалу имени музы или художника-сюрреалиста; буква «д» предназначалась для Доры. От Жаклин не ускользнуло, что муж больше восхищался фотографиями ее подруги, чем картинами жены… Что стало новым поводом для ссор и хлопанья дверьми. Тем более что дела в галерее не задались. Ни Бретон, ни Жаклин не были созданы для торговли.

Очень часто она закрывала галерею, чтобы отправиться неподалеку, в мастерскую Пикассо, даже в отсутствие Доры. Его живопись подстегивала ее, их разговоры ее воодушевляли, а его чувство юмора отвлекало от проблем с деньгами. И она была польщена тем, что гений восхищался ее работами, проявляя больший энтузиазм, чем муж. Было ли то искренне, кто знает… Правда, ей следовало быть осторожной с его игривыми руками и не подниматься впереди него по лестнице. Но она была достаточно сильной, чтобы установить для него границы и уважать свою подругу, и достаточно разумной, чтобы распознать в нем опасного мужчину, скрывавшегося за улыбочками и уловками. «Я знаю, что это за птица!» – говаривала она.

В 1937 году Дора стала все реже брать в руки свой фотоаппарат – профессиональный «Роллейфлекс». Часто пишут, что Пикассо якобы заставил ее отказаться от фотографии, искусства, в котором она добилась успеха, чтобы определеннее доминировать в их отношениях. Понятно, что он на нее влиял. Но можно ли жить рядом, не подвергаясь его влиянию? Также нет никаких сомнений в том, что мачо не мог выносить, чтобы его подруга была чересчур независимой. Но, и Жаклин должна была быть тому свидетельницей, он не пытался ее сломить, рекомендуя заниматься живописью: он полагал, что просто побуждает ее стать настоящей художницей. Для Пикассо фотография была всего лишь техникой, незначительным коммерческим искусством. В то время многие разделяли его мнение: художники, критики, галеристы и даже такой известный фотограф, как Ман Рэй.

В начале их отношений эта «техника» забавляла художника. Он даже провел с Дорой несколько экспериментов со светогравюрами на фотопластинах. Так появилась совместная картина, которую они назвали, соединив свои имена, «Пикамаар». Но в конце концов он от этого устал, как устают от всякой игры. В его глазах значение имела только живопись.

И потом у него была «Герника»…

Когда в 1937 году он занялся этим монументальным полотном, Пикассо пошел на то, чего прежде не терпел: позволил Доре фотографировать его изо дня в день, оставив точное и уникальное свидетельство метаморфоз, которые претерпевало произведение.

И какое произведение! Речь шла о том, чтобы прокричать всему миру о трагедии Испании. Дора негодовала сильнее, чем он, она была лучше политически ориентирована. Именно она показала ему фото уничтоженной Герники, именно она, исполненная гнева, раздувала угли. Именно она побудила его встать на сторону республиканцев и сражаться с Франко тем оружием, какое у него было.

Полотно было столь велико, что для того, чтобы оно целиком вошло в кадр, нужно было фотографировать его под гулом. Фотографу приходилось идти на хитрости, чтобы компенсировать искажение перспективы, а при печати смягчать слишком резкий свет в мастерской. И всякий раз ей удавалось найти решение возникшей проблемы… Политическая проблема была колоссальной, художественная задача – волнующей.

Для меня это история великого недоразумения… В течение месяца Дора целиком и полностью разделяла невероятное приключение со своим возлюбленным. Прячась за объективом, она не отрывала глаз от этого невысокого человека с замашками гиганта, и порой ей казалось, что руки, державшие холст, словно исполняют какой-то танец. У нее на глазах изо дня в день эта картина обретала жизнь: отчаявшиеся женщины, агонизирующая лошадь, истерзанные лица и тела… Черный, белый, серый… Художник сделал несколько эскизов в цвете, но такая боль цвета не переносит.

Это произведение фигурировало на черно-белых фотографиях, которые Дора проявляла каждый вечер, чтобы на следующий день показать ему. То есть она следовала за его кистью, будто сама ее держала, предвосхищала ее движение, будто сама находилась в поиске, и погружалась в его черные глаза с ощущением, будто сама видит ими. Он даже позволил ей сделать несколько мазков на теле лошади. Она воображала, что пишет картину вместе с Пикассо, что они едины плотью и в мыслях… Никогда еще Дора не была так счастлива.

Такая экзальтация помогала ей выносить жестокие унижения, в частности, в тот день, когда Мари-Тереза, еще одна любовница художника, пришла в мастерскую и устроила скандал. «Сами разбирайтесь», – вздохнул Пикассо, изобразив недовольство, но на самом деле польщенный тем, что две женщины борются за него. Чтобы вновь обрести покой, он кончил тем, что предложил Доре покинуть помещение. И она подчинилась! Переступив через свою гордость, она вернулась, едва ушла блондинка. И путь эта дура хвастает тем, что у нее от него ребенок, Дора считала, что ей принадлежит гораздо большее, – его творчество.