Ничего нельзя исключать, тем более дезориентацию старушки, которая беседовала с Богом чаще, чем со своим нотариусом. Она опасалась всего, сама будучи страшно неорганизованной: понадобилось вмешательство куратора из Музея Пикассо, чтобы она наконец, в восемьдесят восемь лет, получила авторские права на свои фотографии. Возможно, ей казалось, что она составила новое завещание, но на самом деле она этого так и не сделала или, по случайной прихоти, сама разорвала оформленный нотариусом документ. Или ей было все равно… Она думала, что, поскольку у нее не осталось детей и семьи, все отойдет государству и в Музей Пикассо. Это не должно было ее расстраивать, так как она ценила хранителей музея, которые регулярно звонили ей по телефону, чтобы справиться, как у нее дела. Однажды она даже сказала им: «Имейте терпение, когда я умру, вы получите все!» И потом вновь соединиться с Пикассо – разве это не мечта всей ее жизни?
Но более всего ей хотелось унести эту тайну с собой.
Мне удалось просмотреть другие записные книжки в архиве Доры Маар, аккуратно упакованные в черную пластиковую коробку, вместе с ее паспортами, водительскими правами и карточками избирателя. Я терпеливо сравнивала, видела, как исчезали некоторые друзья, а другие появлялись снова. Но мне пришлось несколько раз перелистать более свежую книжку, чтобы найти имя Пикассо. Строчка была почти стерта, но это был именно Пабло Пикассо, его телефон в Каннах, 90182, и номер 4 в Вовенарге. Ей пришлось восстановить его контактные данные в конце 1950-х, когда она решила обратить его в веру и отправила письмо Дому Жану де Монлеону. Но ей никогда не приходилось набирать ни один из этих двух телефонных номеров. У нее не было ни малейшего желания нарваться на эту змею Жаклин Роке…
Одеон 2844. Этого номера нет ни в одной записной книжке Доры. Я нашла его в книге воспоминаний молодой коммунистки, которая стала любовницей Пикассо в начале 1950-х, когда он еще жил с Франсуазой и детьми.
Одеон 2844. Даже годы спустя Дора помнила этот номер наизусть… Эти буквы и цифры были выбиты, если не в сердце – это было бы немного чересчур – но в каждой клеточке все еще живой памяти. Даже после электрошока.
Одеон 2844. Он редко сам подходил к телефону. Чаще всего это был Сабартес, друг, секретарь, цербер. Она его ненавидела, и он платил ей тем же. Даже не поздоровавшись, она небрежным тоном просила позвать Пикассо или вешала трубку… Иногда, по счастливой случайности, попадала на Инес, гувернантку. Дора заметила эту молодую служанку в пансионе «Широкий горизонт» в Мужене. И наняла ее к Пикассо. Долгое время Инес оставалась ее должницей. Но, видя, что звезда Доры почти погасла, тоже стала отдаляться. Должно быть, Дора говорила себе, что люди неблагодарны или просто заняты только собой.
Одеон 2844… Когда они расстались, так трудно было больше не звонить. По ночам она заставляла телефон подолгу трезвонить в пустоте. Он не отвечал или в конце концов снимал и клал возле аппарата трубку, чтобы она оставила его в покое. Как бы то ни было, он знал, что это была она. И эти звонки словно позволяли ей протиснуться между ним и этой девочкой. Она звонила, чтобы беспокоить, звонила, чтобы кричать, звонила, чтобы он не забыл, что она страдает.
Когда она перестала звонить, у него порой появлялась потребность вспомнить и позвонить самому, послать ей ошеломляющие подарки, смысл которых понимала только она… Особенно ей запомнился огромный ящик, присланный ей на улицу Савой. Джеймс Лорд был взволнован, полагая, что там скульптура… Это был всего лишь стул. Смутная копия того, на который он ее усаживал, чтобы писать ее портреты. Грязный, ужасно неудобный стул, обвязанный веревкой, словно для того, чтобы привязать ее к нему. Как и с кошкой, он был уверен, что она его сохранит, потому что подарки от Пикассо не выбрасывают… В другой раз, чтобы посмеяться, он отправил ей в Менерб аналой. А в 1983 году, через десять лет после его смерти, канадский врач неожиданно нашел в доме у художника пакет, на котором было написано «Для Доры». Он попытался с ней связаться. Она не ответила. Тогда он в конце концов открыл его и обнаружил кольцо с гравировкой «П» и «Д». Внутри кольца был крошечный гвоздь, который непременно поранил бы палец, если бы она его надела… Как когда-то нож в «Двух обезьянах».
Одеон 2844 или Канны 90182. Ей больше не нужно было звонить, чтобы говорить с ним. Он умер для других, но жил в ее мечтах и молитвах… И она каждый день молилась, чтобы Господь спас его душу. Прежние друзья могли подтрунивать над ней или сожалеть о ее «одержимости мистикой». Ее успокаивала уверенность в том, что она выполняет свой долг.
Однако вполне прозаичным выглядит то, что она всегда была в курсе всех аукционов. И подписалась на «Аргюс»[184]
, чтобы получать сведения обо всех статьях, в которых говорилось о Пикассо.