Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

В течение нескольких недель, последовавших за избранием, не проходило и дня, чтобы в подсобном помещении торговца картинами и антиквариатом не объявлялся г-н Ипполит Патар. Он посещал новоиспеченного академика ближе к вечеру, чтобы остаться никем не узнанным, проникал в дом через низенькую дверь со двора, торопливо пересекал лавку и запирался с г-ном Лалуэтом в маленьком кабинете, где их никто не мог побеспокоить. Они готовили речь. Г-н Лалуэт вовсе не хвастал, утверждая, что у него превосходная память. Она была просто великолепной! Он зубрил речь наизусть без единой ошибки! Г-жа Лалуэт лично следила за этим. Она заставляла его декламировать этот шедевр ораторского искусства даже на супружеском ложе – как на сон грядущий, так и по пробуждении. Она научила мужа правильно переворачивать листы с речью, как если бы он взаправду ее читал – поочередно, один за другим. Она же взяла на себя заботу пометить верх каждого из листов маленьким красным значком, чтобы г-н Лалуэт не держал их перед собой и перед всем честным народом вверх ногами.

Наконец канун славного дня, ожидание которого держало весь Париж в лихорадочном возбуждении, настал. Все газеты к тому времени уже открыли на улице Лаффит свои постоянные представительства. Три предыдущих эксперимента не оставляли ни малейшего сомнения в том, что г-н Лалуэт обречен на скорую и неминуемую гибель. Поэтому каждые пять минут все жаждали получать известия об этом великом человеке. В его отсутствие (было объявлено, что он отдыхает и никого не принимает) нелегкий труд отвечать на вопросы взяла на себя г-жа Лалуэт. Бедная женщина, казалось, падала с ног от усталости, но при этом сияла, поскольку на самом деле г-н Лалуэт чувствовал себя отлично и был здоров как бык.

– Как бык! Вы слышите, господин редактор? Так и напишите в своей газете: он здоров как бык!

Г-н Лалуэт тем временем находился совсем в другом месте. Он просто-напросто потихоньку сбежал из собственного дома, поскольку слава докучала ему как раз в тот момент, когда он более всего нуждался в одиночестве, чтобы еще несколько раз напоследок повторить свою выдающуюся речь. Рано утром, до наступления рассвета, тайком от всех он перебрался в дом к родственнику своей жены, который держал лавчонку на площади Бастилии. Там на втором этаже имелся даже телефон, который любезный родственник предоставил в полное распоряжение г-на Лалуэта. Наличие телефона дало г-ну Лалуэту возможность, не смущаясь расстоянием, отделявшим его от жены, читать ей (а ей слушать) самые сложные периоды той замечательной речи, автором которой являлся, к слову сказать, г-н Ипполит Патар.

Как было условлено, он пришел в лавочку на площади Бастилии около шести часов вечера. Все, казалось, шло наилучшим образом, пока в беседе между двумя коллегами не случился небольшой инцидент.

– Мой дорогой друг, – обратился г-н Ипполит Патар к г-ну Лалуэту, – вы вправе гордиться: никогда еще под куполом Академии не намечалось столь торжественного и славного заседания! Академики намерены присутствовать в полном составе. Вы слышите? В полном! Все без исключения собратья желают засвидетельствовать чрезвычайное уважение, которое к вам питают. Все как один заявили, что непременно будут на заседании, даже Лустало! А ведь этот великий человек так занят, что не побеспокоился ни ради Мортимара, ни ради д’Ольнэ, ни даже ради Мартена Латуша, хотя его избрание вызвало у Лустало живейшее любопытство.

– Ах, вот как, – промямлил г-н Лалуэт, сразу же заметно сникший, – значит, и господин Лустало…

– Он потрудился лично написать мне об этом.

– Как любезно с его стороны!

– Да что с вами такое, дорогой Лалуэт?

– Ну… да… То-то и оно! – отвечал г-н Лалуэт. – Может, конечно, ничего такого и не произошло, но, кажется, я вел себя с великим Лустало не очень-то…

– Как «не очень-то»?

– В свое время я его посетил… как раз перед тем, как выставить свою кандидатуру. Я приехал к нему спросить, стоит ли верить в Тайну Тота и во все эти бредни по поводу смерти Мартена Латуша. Он весьма решительно поднял меня на смех. Мнение этого великого человека, хоть и было высказано в выражениях несколько необычных, даже грубоватых, что меня порядком шокировало, тем не менее во многом повлияло на мое решение баллотироваться в Академию.

– Полно вам! Совершенно не вижу, из-за чего тут беспокоиться.

– Погодите, господин непременный секретарь, погодите! Когда я окончательно выдвинул свою кандидатуру, мне полагалось нанести официальные визиты всем академикам, верно?

– Разумеется! Этим обычаем нельзя пренебречь, не дав тем самым доказательства своей исключительной неучтивости. Тем более что Академия не усомнилась первой пойти вам навстречу, осмелюсь напомнить, мой дорогой господин Лалуэт!

– Да-да, конечно, это ужасно невежливо по отношению к человеку, в некотором роде имевшему право на официальное знакомство со мной. Однако я так и не нанес визит великому ученому Лустало.

Г-н Ипполит Патар буквально подскочил на стуле.

– Как?! Вы не почтили своим вниманием светило науки?!

– Честное слово, нет…