Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

Однако, кроме них, оставалось еще многое другое, чему требовалось найти объяснение. Так, во время второго этапа раздались выстрелы. Слышались крики: «Спасите! Помогите!..» Что при таких обстоятельствах мог подсказать мне мой здравый смысл, с какого конца мне следовало начать, чтобы не ошибиться? Ну, прежде всего относительно криков… Раз в комнате не было убийцы, значит, там неизбежно присутствовал кошмар!

Доносился грохот опрокинутой мебели. Я попробовал представить себе, что же там происходило, и пришел к такому выводу: мадемуазель Станжерсон заснула, но ей не давала покоя недавняя ужасная сцена… И вот ей снится сон… Кровавый кошмар подступает к ней… Она вновь видит бросающегося на нее убийцу и с криком «Спасите! Помогите!» хватается за револьвер, который, перед тем как лечь, положила на ночной столик. Но рука ее с такой силой толкает этот столик, что он падает. Револьвер катится вместе с ним на пол, раздается выстрел, и пуля попадает в потолок… Эта пуля в потолке сразу же навела меня на мысль о случайном выстреле… Она подтверждала возможность случайности в этом деле и вполне соответствовала моей гипотезе с кошмаром, став одной из причин, заставивших меня окончательно поверить в то, что само преступление свершилось раньше и что мадемуазель Станжерсон, наделенная исключительным характером и необычайной энергией, скрыла это… Сначала кошмар, потом выстрел… Мадемуазель Станжерсон очнулась в ужасном состоянии, она пытается встать, но тут же падает на пол, опрокидывая мебель и взывая о помощи, потом теряет сознание…

А между тем разговор, как вы помните, шел о двух выстрелах… По моим соображениям – и это уже не домысел, – их тоже должно было быть два, но по одному на каждом этапе, а не сразу два друг за другом… Один выстрел, который ранил убийцу, прозвучал раньше, во время первого этапа, а другой – во время кошмара, то есть уже после покушения. Итак, верно ли то, что ночью стреляли дважды? Звуки выстрелов раздались в тот момент, когда с грохотом падала опрокинутая мебель. На допросе господин Станжерсон говорил о первом, глухом звуке и о последующем, более громком! А что, если глухой звук был следствием удара ночного столика о пол? Такое объяснение представляется мне единственно правильным. Я убедился в его верности, когда узнал, что сторожа, то есть Бернье с женой, находившиеся совсем рядом с флигелем, слышали только один выстрел. Они заявили об этом следователю.

Таким образом, я уже почти восстановил оба этапа этой драмы, когда в первый раз вошел в Желтую комнату. А между тем тяжесть раны в висок не вписывалась в круг моих рассуждений. И, значит, баранья кость была тут ни при чем: убийца не мог нанести такую серьезную травму во время первого этапа, потому что у мадемуазель Станжерсон недостало бы сил скрыть ее, да она и не скрывала ее, как мне поначалу казалось, прической на прямой пробор. Но в таком случае напрашивался неизбежный вывод, что рана эта была получена во время второго этапа, то есть в момент кошмара. Вот об этом-то я и хотел спросить Желтую комнату, когда явился туда, и Желтая комната дала мне ответ!

Сделав паузу, все из того же маленького пакетика Рультабий вытащил листок белой бумаги, сложенный вчетверо, из этого листка белой бумаги извлек невидимый предмет и, зажав его между большим и указательным пальцами, отнес председателю.

– Это, господин председатель, волос, белокурый волос, испачканный кровью, волос мадемуазель Станжерсон… Я нашел его приклеившимся к одному из мраморных углов опрокинутого ночного столика… Да и сам мраморный угол был в крови. О! На нем осталось совсем крохотное красное пятнышко, едва заметное, но для меня крайне важное, ибо оно, это маленькое пятнышко крови, поведало мне о том, что, поднявшись в испуге с кровати, мадемуазель Станжерсон упала и со всего размаха ударилась об этот мраморный угол – отсюда рана на виске и этот волос, прилепившийся к углу, волос мадемуазель Станжерсон. Мне стало ясно, почему у мадемуазель Матильды не было необходимости менять прическу. Врачи заявили, что удар пострадавшей нанесли тупым предметом, а под рукой у следователя оказалась баранья кость, и он тут же свалил вину на нее, однако мраморный угол ночного столика тоже является тупым предметом, только ни врачи, ни судебный следователь не подумали о нем, да и сам я, возможно, не наткнулся бы на него, если бы не все тот же здравый смысл, который подсказал мне эту мысль и заставил предугадать этот самый угол.

Зал снова чуть было не разразился аплодисментами, но Рультабий продолжил свои показания, и сразу же воцарилась тишина.