Тайна жёлтой лилии (СИ)

– Я не знаю, кто истинный преступник, – продолжал финикиец. – Но причин убить царицу могло быть множество. Кто-то мог опасаться её влияния на царя. Кто-то мог быть из враждебной ей семьи. Кто-то мог считать её злой мачехой!

Руйя побелела от ужаса:

– Это ложь! Я любила Аэссу почти как мать!

– Это лишь разные возможности, – успокоил её Алефи. – Я не думаю, что это ты, царевна. Ты горюешь по ней, и это очевидно. Однако, между прочим, есть и вероятность того, что царицу заколол кто-то, кто её любил.

– Как так?

– Очень просто. Какой-то молодой дурень из её прежних поклонников мог не вынести того, что она замужем за Маро, и спьяну её прирезать.

Алефи рассуждал о таких вещах спокойно и бесстрастно, а Руйе было невыносимо это слушать. Со дня свадьбы Аэсса в её глазах вознеслась до небес, до той вышины, на которой уже пребывал Маро. Звезда Кносса! Супруга сына Быка! Считать её обычной женщиной? Никогда!

– К-как можно быть таким непочтительным? – прошептала она.

– Это не я непочтителен, а ты, царевна, наивна, – улыбнулся Алефи. – На этой земле большинство из нас всё-таки остаётся людьми, а не чем-то сверх того. Аэсса, хоть и стала царицей, продолжала быть много кем: жрицей Повелительницы змей, дочерью малийского купца, ну и, наконец, молодой красавицей, которой, не исключено, было скучно и тоскливо!

У Руйи уже и слов не нашлось, чтобы ответить на новую дерзость. Владычица Кносса не бывает несчастна!

Стражники, утомившиеся после поисков, ввалились в зал и схватили Алефи. Тот лишь кивнул на прощание Руйе:

– Обдумай всё, госпожа царевна. Тебе природа дала ум и воображение, жаль только, что в сочетании с простодушием.

Один из стражников грубо заткнул ему рот.

Вскоре тяжело дышавшая от волнения Руйя осталась одна. Голова у неё кружилась. В ужасе она пыталась мысленно убедить себя, что Алефи всё же наговорил ей с три короба самой отвратительной лжи, какую только можно измыслить… но все её попытки разбивались о правильность его суждений.

Вспомнилась вновь родная мама. «Дитя моё, меня недолюбливают советники…» «Под этим деревом незадолго до царских смотрин юный Хенно признался мне в любви. Тогда я была красивей, чем сейчас, да и веселей…» «Маро почти не обращает на меня внимания. Руйя, родненькая, без тебя я бы здесь померла с тоски…»

Почему же царица Аэсса не могла страдать, как прежде царица Илайя? В конце концов, Маро не спрашивал её согласия, когда женился. Царям дано такое право. Кроме того, мама хоть местная была, а Аэссе пришлось уехать из родной Мальи, едва ли не с другого конца острова. Вдруг у неё остался там возлюбленный…

Впрочем, нет, надо размышлять не так. Всё это возможно, но к смерти Аэссы вряд ли имеет отношение. Вот почему царица была такой угрюмой и замкнутой в последнее время? Даже приезд Маро её ни капли не развеселил! Да что там – она же ребёнка ждала, женщина в таком положении сейчас поплачет, через час хохотать будет, таким переменчивым нрав делается. А Аэсса ни разу не улыбнулась за последние дни… или недели?

В отличие от жрецов или писцов, Руйя не вела точного счёта времени и теперь об этом пожалела. Так, напрягаем память. На предыдущих Играх, когда прежний Бык был ещё жив, Аэсса ещё была весела-веселёшенька. Шутила, в ладоши хлопала, цветы прыгунам бросала. Потом… да, вот о беременности она уже объявила, будучи довольно безрадостной.

Она не хотела ребёнка? Руйя читала, что иногда попадаются сумасшедшие женщины, не желающие рожать. Даже знахари есть, которые ядами младенцев нерождённых убивают или ножом вырезают… бр-р-р!

Прогоняя от себя гадкие видения, девушка пошла спать.

Спалось ей плохо. То опять мерещился труп Аэссы, окровавленный клинок в груди царицы, жужжащие вокруг мухи. То появлялось красивое и гордое лицо Алефи – и через мгновение Руйя видела мёртвое тело финикийца на камнях и голову, отсечённую топором. То вовсе девушке чудилась лишённая тела рука с ножом, поднимавшаяся над ней самой…

Царевна встала, когда на горизонте только-только зазолотилась и заалела заря. Перед глазами всё ещё мелькали ночные кошмары, красные искры-брызги крови. К горлу подкатил комок тошноты.

Затеплив светильник, Руйя лежала без сна. В тронном зале начали собираться советники – нужно было обсудить не только готовившиеся похороны, но и важное торговое соглашение с египтянами. Голоса доносились даже до женских покоев.

В конце концов, Руйя тихонько прокралась к дверям в зал, чтобы понаблюдать за Маро и двором. Она почти окончательно уверилась: Алефи невиновен… он не может быть виновен… Убийца – среди обитателей Кносса.

Царь с непроницаемым, не меняющимся лицом – будто только маску скорбную надел – вполголоса что-то говорил. Взгляд Руйи заскользил по придворным.