Тайна золотого орла

По насыпи, грозно стуча железными колесами, промчался тепловоз с курносой, как у бульдога, мордой. Два глаза-фонаря яростно разрывали сгустившуюся тьму. За тепловозом гуськом, аккуратно постукивая, просеменило несколько десятков товарных вагонов.

Дима с Андреем прошли через маленький тоннель под железнодорожной веткой и начали медленно подниматься на Иванову гору[15]. Тротуар прямо, но круто карабкался вверх потрескавшимся асфальтом – это и есть Советская.

Улица-альпинистка была застроена приземистыми, покосившимися домиками. Серые фасады, черные крыши, гнилые заборы. Обилие калиток говорило о том, что в каждом доме жило как минимум две семьи. Показались развалины кожевенного завода – толстые кирпичные стены поросли сочной травой, на крыше вымахали деревья- экстремалы. Остатки некогда успешного производства напоминали развалины дворцовых парков Европы.

Виднелось несколько резных деревянных домиков, чудом сохранившихся еще с начала двадцатого века. Откуда-то устойчиво тянуло нечистотами. Далее с двух сторон улицы чередой шли длинные бараки с темными фасадами. Некрашеные окна зловещими провалами зияли в стенах. Настоящие трущобы в самом центре Полтавы. Дальше – вырубленные Архиерейские сады[16], обшарпанное здание духовной семинарии, превращенное в военный госпиталь, и перекресток с разбитым серым асфальтом.

– Слушай, Андрон! – обратился Дима к другу. – Это, похоже, вторая половина двадцатого века. Судя по состоянию строений, самый махровый социализм.

Ребята подошли к перекрестку. Вдалеке послышался шум движущейся машины. Темноту улицы прорезали два ярких фонаря. В направленном, движущемся свете стали дурачиться тени деревьев, представляясь сторукими изогнутыми великанами с бесконечными крючковатыми пальцами. Интуитивно ребята спрятались за морщинистым стволом старого каштана.

Натужно урча, мимо пронесся темно-зеленый милицейский газик и помчался в сторону улицы Шолом-Алейхема. Друзья переглянулись. Дима вспомнил ефрейтора Уточкина.

– Интересно, эти менты удивились бы мобиле? – шепнул Андрей.

– Думаю, эти менты ничему бы не удивились. А мобильник конфисковали бы, как контрабанду с загнивающего Запада, – высказался Дима.

За перекрестком прилепилось несколько покосившихся домиков. Далее виделось почти черное здание Педагогического института, и вот он – четырехэтажный дом, выкрашенный белой и желтой краской с рельефными прямоугольными модильонами под четко прорисованными карнизами и крупными барельефами пятиконечных звезд на фасаде. За ним начинался Октябрьский парк.

– Вот она, Советская, номер один, – торжественным шепотом произнес Дима.

Ребята остановились, внимательно осмотрели четырехэтажку. Дом, как лев среди гиен, заметно выделялся между покосившихся халуп. Подошли к входной двери первого подъезда. Андрей смело дернул ручку. Дверь жалобно скрипнула, но не открылась. Дорошенко огляделся. На улице не было никого. Только луна да липы с интересом наблюдали за действиями друзей. Томин внимательно осмотрел дверь.

– Ты что, Димка, кодовый замок ищешь? – засмеялся Андрей. – Их только в восьмидесятых годах двадцатого века начали ставить.

Дима глянул на друга и улыбнулся:

– Ищу окошко для пластикового пропуска.

– А… ну, ищи, ищи. Удачи! – напутствовал Андрей.

Некоторое время они постояли молча. Затем Дорошенко резко и сильно двинул в дверь плечом. В ней что-то жалобно хрустнуло, она даже слегка подалась вовнутрь, но продолжала цепко держаться за косяк железным зубом замка. Андрей снова оглянулся, но только теплый летний ветерок мягко шелестел листвой.

Дорошенко отошел и в прыжке ступней ноги сильно саданул неподатливую дверь. Раздался громкий хруст, часть стояка отскочила, обнажив молочную древесину, а дверь, как поверженный боец, отлетела в сторону, освобождая вход. Ребята вступили в грязный подъезд, заваленный тумбочками, проржавевшими тазиками, ведрами и прочей дребеденью.

– Странно, что нас никто не встречает? – шепнул удивленный Дима. – Чударь, тот и калитку открыл, и сам нарисовался, а тут пришлось даже дверь вышибать.

– Димка! Может, это не тот подъезд? – засомневался Андрей.

– Да тот же, тот, – повторил Дима. – Седьмая квартира не может быть во втором подъезде.

Широкие серые ступени медленно менялись под ногами. На каждом этаже было по две квартиры. Вот уже прошли три этажа. На последнем, слева, скромно темнела коричневая дверь с засаленной табличкой «№ 7». Друзья остановились. Андрей смело нажал белую кнопку внутри черного круглого звонка.