«А как же то, что ты видел в Каликшутре?» — наверняка спросите вы меня. Сомневаюсь ли я в реальности тех событий? Могу ли я объяснить все это логически? Признаюсь, пока еще нет, но я много работаю и в один прекрасный день смогу найти объяснение. Пока же ясно одно, Хури: я не приемлю ваших толкований. Демоны? Вампиры? Какое науке дело до таких фантастических идей? Никакого. Вновь повторю: меня не интересует невозможное. Врач, исповедующий подобные идеи, вскоре опускается до уровня знахаря. Я не стану выродившимся врачом, знахарем, свершающим ужасные ритуалы для умиротворения ужасов и духов, которые он не может понять. Воспоминания о бедном сынишке Пакстона до сих пор тревожат меня. Боль в его глазах, поток крови, хлынувший из его развороченного сердца... Кем он стал, Хури? Жертвой ужасной и необъяснимой болезни — да, но не призраком, не существом, подлежащим уничтожению. Вне сомнения, я не мог ему помочь, и все же меня угнетает сознание того, что я даже не попытался вылечить мальчика, а вместо этого убил, предумышленно убил его! И, совершив это, я предал дело всей своей жизни.
Ибо, подчеркиваю, я оптимист и ученый. Это главное, чем я могу гордиться. Тайны, над которыми я работаю, должны иметь ответы, данные, которые я исследую, должны быть наблюдаемы. Помните мои методы? Поиск, изучение, выводы... Я остаюсь тем, кем всегда был — рационалистом, и моя жизнь, посвященная науке, сохраняет ценность. Как видите, я не отказался от исследований. Наоборот, построил небольшую лабораторию и при помощи имеющегося здесь оборудования обрабатываю данные, собранные в горах. К этому письму прилагаю экземпляр написанной мною краткой статьи, где изложены некоторые мои предварительные размышления. Вы заметите, что я еще не потерял интерес к этим белым кровяным клеткам, которые изучал ранее, и загадке их примечательной живучести. Предо мной еще долгий путь, но, пройдя его до конца и решив проблему, вряд ли я обнаружу, что во всем виноваты вампиры.
Напишите мне. Как вы поймете из этого письма, я не прочь продолжить наши споры. Ответьте поскорее и не церемоньтесь со мной.
Лондон, Клеркенвелл,
Мидлтон-стрит, 12
12 апреля 1888 г.
Пишет вам Люси, ваша верная подопечная. Нет, я не умерла, не погрязла в разврате, не пала до низости, как предупреждала ваша дорогая супруга, а живу хорошо и счастливо. Расскажите об этом Розамунде. Уверена, она будет рада. Все мы знаем, как добра была ко мне ваша жена.
Надеюсь, по крайней мере вы, дорогой Джордж, не ненавидите меня. Вот уже много месяцев, как я ушла от вас, и едва ли я вела себя так, как полагается вести добродетельной подопечной. Но сейчас я стараюсь внести некоторые поправки в наши отношения, и пусть я покажусь глупой, но то, что я должна вам рассказать, выглядит очень странным — особенно в свете того, что я, как вы знаете, не склонна к суеверным страхам. Так что вы посмеетесь, Джордж, когда я вам скажу, что прошлой ночью видела ужасный сон, столь кошмарный, что до сих пор не могу прогнать его от себя. Может, вы поймете, насколько я должна обожать вас, чтобы рассказать об этом сне с риском заслужить ваши насмешки?
Вам, конечно, не надо напоминать, что сегодня исполняется ровно год, как тело бедняги Артура нашли в водах Темзы. Джордж, я видела это прошлой ночью, видела во сне, но все выглядело ужасающе, будто наяву.
Его труп покачивался в грязной реке, и, вглядевшись, я заметила, сколь обескровлено и бледно его дорогое лицо. Мы все, его семья и друзья, собрались на берегу в траурных одеждах, а за нашими спинами на открытом катафалке стоял гроб. У одного из могильщиков в руках был длинный шест с крюком на конце. Им он и зацепил тело Артура. Труп протащили по грязи и положили на катафалк. Мы стояли, вглядываясь в лицо Артура, а потом возница щелкнул кнутом, и катафалк медленно покатился по унылой маленькой улочке. Я не могла смотреть ни на катафалк, ни на могильщиков. По какой-то причине они вселяли в меня страх, ибо тьма, в которую они уходили, была тьмой смерти, а они сами и катафалк — ее посланцами. Все мы, оплакивающие покойного, словно окаменели, когда катафалк прогрохотал мимо и цоканье подков начало замирать в темноте.
И тогда я вдруг обнаружила, что за катафалком идете вы и Розамунда, рука об руку. Розамунда выглядела прекрасно, еще более мило, чем обычно, но в то же время лицо ее, частично закрытое черными волосами, было бледно как смерть, столь же бледно, как и лицо Артура Вашего лица, Джордж, я не разглядела, вы держались спиной ко мне, но я знала, что вам грозит смертельная опасность. Я силилась предупредить вас, но ни звука не сорвалось с моих губ, а вы все шли и шли. Наконец и вас, и Розамунду полностью поглотила тьма, а вскоре затихло даже громыхание катафалка. Только тогда мне удалось закричать, и от своего пронзительного крика я проснулась. Но ужас, однако, остался и живет в моей душе до сих пор.