Быстро приняв решение, я взбежал вверх по пандусу и позвонил в дверь. Открыла та же сердитая сиделка, и мне пришлось объяснить ей ситуацию.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
– Дорогуша, – сказала она, – я только что вышла с больничного. И ни при каких обстоятельствах не пойду поднимать что-то настолько тяжелое. Раз уж миссис Джардин покинула это здание, я за нее больше не отвечаю.
– Что? – Я не мог поверить в такое бессердечие.
Сиделка поджала губы.
– Здесь хоть кто-нибудь может мне помочь? – Практически перейдя на крик, я треснул кулаком по стойке и вытаращил глаза. Тут я понял, что надо остановиться и успокоиться.
Сиделке, казалось, было все равно. Она поправила прядь волос и уставилась в потолок, глубоко задумавшись.
– Нет. Не думаю, что кто-то здесь станет помогать вам посреди ночи.
– О боже. – Я представил, как перепрыгиваю через стойку и сжимаю пальцами ее дряблую шею.
– Хотя минуточку… – промолвила она. – Джамаль. Он сможет вам помочь.
Я было воспрял духом, но она быстро спустила меня с небес на землю:
– Нет, подождите, он же позвонил и сказал, что не приедет из-за снежной бури.
Прекрасно, ничего не скажешь. Я не знал никого в городе, кто мог бы выручить меня прямо сейчас. Придется звонить напарнику и ждать, когда он приедет. Это около двадцати минут.
– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил я.
Когда сиделка подала мне телефон, я почти выхватил аппарат из ее рук. Диспетчер в похоронном бюро, услышав мой рассказ, пробормотал: «Иисусе…» Мне захотелось его придушить. Он отсыпается там, в теплом офисе, и еще смеет осуждать меня! Однако я сумел взять себя в руки и бросил трубку, только когда диспетчер пообещал позвонить моему напарнику.
Я побрел назад к фургону и при этом так злился на себя, что едва сдерживался, чтобы не заорать в полный голос. Мне важно, чтобы все шло по плану. Думаю, это армейская привычка. Когда я портачу и план летит к чертям, это приводит меня в ярость. Но в тот момент я был бессилен. Единственное, что я мог сделать для миссис Джардин, это стряхнуть снег, который намело на тележку. Затем я сел в фургон и стал ждать своего товарища.
Сзади подъезжали машины, они мигали и сигналили. И каждый раз мне приходилось выходить и сообщать водителям, что им придется развернуться и уехать. Я не мог оставить миссис Джардин одну ни на секунду. Я прождал напарника сорок пять минут, быстрее он доехать не смог из-за снега и гололеда. Позже он рассказал, что хотел повеселиться над ситуацией, но, поймав мой убийственный взгляд, передумал.
На следующий день Том вызвал меня в офис. У меня не было сомнений – он собирается меня уволить. Говоря откровенно, я и сам так расстроился, что готов был со всем этим покончить.
– Николас, – начал Том, – я узнал о небольшом ночном инциденте. – Он оперся подбородком на сплетенные пальцы. Его серьезное лицо озарилось озорной улыбкой. – Я так понял, тебе пришлось пережить маленькое приключение?
– Да, – ответил я, неподвижно сидя на стуле перед его столом. – Настоящий кошмар.
Он засмеялся.
– А в чем дело?
– Ты бы видел свое лицо!
– А что с ним?
– Ты так серьезен. – Том продолжал хохотать. – Воображаю себе это зрелище! Улица перекрыта… на тротуаре мертвое тело… медсестра посылает тебя к черту. – Он весь трясся от смеха. – Николас, ты слишком серьезен!
– Я старался действовать профессионально, насколько это было возможно…
Том перебил меня:
– Помню, однажды, спускаясь, я опрокинул каталку в кусты. Пандус был без рельсов, и я подкатил ее прямо к краю. – У него на глазах выступили слезы. – Колесо наскочило на камень, тележка внезапно повернула, и я потерял контроль. Парень, как же мой отец был зол на меня в тот день! Он долго не разговаривал со мной. А ты сидишь тут и расстраиваешься, что поскользнулся на льду! Что? Ты думал, я собираюсь тебя уволить?
– Ну, в общем-то да…
– Николас, тебе надо немного расслабиться. Я понимаю, что ты всегда стараешься сделать все как можно лучше, но эта работа настолько непредсказуема, что иногда нужно посмеяться, чтобы не зарыдать. Главное, ты сам не пострадал этой ночью. Ту сиделку надо бы четвертовать, но что ты мог поделать? Ну правда, Николас, что? Ты действовал правильно, и большего я и не жду. Вот бы мне еще пару таких сотрудников, как ты.
– Спасибо. Наверное, ты прав, – согласился я.
В тот день я вышел из его кабинета немного сбитым с толку, но успокоенным. Я извлек важный урок относительно моих возможностей. Девизом моего 7-го пехотного полка было Volens et potens, то есть «Готовы и способны». Моим новым девизом стала цитата из Горация: Mors ultima linea rerum est, что означает «Смерть – последний предел вещей». Работа со смертью показала мне мои личные пределы.
И я по-прежнему ненавижу акварель.
12. Случай в ванной