Тайная жизнь пчел

Розалин разгладила пальцами перед платья, глянула на часы над плитой и потянулась за старой белой сумкой из кожзаменителя, которую унаследовала от Мэй.

– Ты что, куда-то уезжаешь? – спросила я.

– Безусловно, – ответила вместо нее Августа, входя в комнату и улыбаясь Розалин.

– Я должна закончить начатое, – пояснила Розалин, задирая подбородок. – Я собираюсь зарегистрироваться для голосования!

У меня упало все разом – и руки, и челюсть.

– Но как же?.. Ведь ты же… Ты что, не понимаешь?

Розалин прищурилась, глядя на меня:

– Что?

– Ты скрываешься от правосудия, – сказала я. – Что, если кто-то узнает твою фамилию? Что, если тебя поймают?

Я метнула взгляд в Августу.

– О, не думаю, что возникнут какие-то проблемы, – проговорила Августа, снимая ключи от машины с гвоздя, вбитого в стену возле двери. – Мы едем на избирательный митинг в негритянской средней школе.

– Но…

– Ради всего святого, я просто хочу получить свое удостоверение избирателя! – воскликнула Розалин.

– В прошлый раз ты тоже так говорила, – напомнила я ей.

Розалин на это ничего не ответила. Накинула на руку ремешок сумки Мэй. От ремешка по ее боку вниз тянулась прореха.

– Хочешь с нами, Лили? – спросила Августа.

Я и хотела, и не хотела. Посмотрела на свои ноги, голые и загорелые.

– Лучше я побуду здесь, приготовлю что-нибудь на обед.

Августа подняла брови.

– Как приятно видеть, что ты проголодалась – для разнообразия!

Они вышли на заднюю веранду, спустились по ступеням. Я проводила их до грузовика. Когда Розалин забиралась внутрь, я попросила ее:

– Не плюй там никому на ботинки, лады?

Она хохотнула, отчего все ее тело заходило ходуном. Словно ветер прошел по цветам на платье.

Я вернулась в дом, сварила две сосиски и съела их без хлеба. Потом снова пошла в лес, собирая по дороге васильки, которые росли дикарем на солнечных полянках. Потом мне это надоело, и я их выбросила.

Я села на землю, полагая, что сейчас снова погружусь в привычное мрачное настроение и буду думать о матери, но мысли мои крутились только вокруг Розалин. Я представляла, как она стоит в очереди вместе с другими людьми. Практически видела, как она тренируется писать свое имя, делать это правильно. Ее звездный час… И я пожалела, что не поехала вместе с ними. Мне вдруг захотелось этого больше всего на свете. Мне хотелось видеть ее лицо, когда ей вручат удостоверение. Хотелось сказать: Розалин, знаешь что? Я тобой горжусь.

И что я забыла здесь, в лесу?!

Я встала и вернулась в дом. Проходя мимо телефона в коридоре, я вдруг ощутила неодолимое желание позвонить Заку. Снова стать частью его мира. Набрала его номер.

Когда он снял трубку, я спросила:

– Ну, что новенького?

– Кто это? – спросил он.

– Очень смешно! – фыркнула в ответ я.

– Мне очень жаль… насчет всего, – сказал он. – Августа рассказала мне, что случилось… – На миг между нами повисло молчание, а потом он спросил: – Тебе придется вернуться?

– Ты имеешь в виду, к моему отцу?

Он помедлил:

– Да.

Как только Зак сказал это вслух, у меня возникло ощущение, что именно так и произойдет. Я почувствовала это всем телом.

– Наверное, да, – ответила я и стала накручивать телефонный провод на палец, глядя через коридор на входную дверь. Пару секунд я не могла отвести от нее взгляд, как зачарованная, представляя, как выйду из нее и больше никогда не вернусь назад.

– Я буду приезжать повидаться с тобой, – сказал он, и мне захотелось плакать.

Зак, который стучится в дверь дома Ти-Рэя Оуэнса! Никогда этому не бывать.

– Я спросила тебя, что новенького, помнишь?

Ни на что новенькое я не рассчитывала, просто нужно было сменить тему.

– Ну, для начала я в этом году буду учиться в «белой» школе.

Я лишилась дара речи. Сжала в руке трубку.

– Ты уверен, что тебе это надо? – спросила я. Я-то знала, что такое «белая» школа.

– Ну, кто-то же должен быть первым, – ответил он. – Почему не я?

Казалось, мы с ним оба обречены быть несчастными.

Розалин вернулась домой официально зарегистрированным избирателем Соединенных Штатов Америки. Все мы вечером сидели за столом, дожидаясь ужина, пока она лично обзванивала каждую из «дочерей».

– Я просто хотела сказать, что теперь я зарегистрированный избиратель, – повторяла она каждый раз, потом возникала пауза, а потом она говорила: – За президента Джонсона и мистера Хьюберта Хамфри, вот за кого! За мистера Писсуотера я голосовать не собираюсь! – и каждый раз Розалин хохотала, словно это была лучшая шутка на свете. И повторяла: – Голдуотер – Писсуотер, дошло?

Это продолжилось и после ужина. Как раз когда мы думали, что Розалин уже и думать об этом забыла, она ни с того ни с сего восклицала:

– Я подам свой голос за мистера Джонсона!

Когда она наконец угомонилась и пожелала всем спокойной ночи, я проводила ее взглядом. Она поднималась по лестнице в своем красно-белом «избирательном» платье, и я снова пожалела, что меня не было там рядом с ней.

Сожалениями горю не поможешь, говорила Августа Джун, ты же знаешь.