Тайная жизнь пчел

Я старалась правильно настраивать себя. Не думай о ней. Все кончено и ушло в прошлое. А в следующую минуту, Богом клянусь, я представляла ее в розовом доме или у стены плача, вкладывающую свои беды в щели между камнями. Я была готова спорить на двадцать долларов, что где-то там, в трещинах и складках, есть имя Ти-Рэя. Может быть, там было и имя Лили. Жаль, думала я, что ей не хватило ума – или любви, – чтобы понять, что у каждого на свете есть сокрушительное бремя, вот только не каждый отказывается от своих детей.

Должно быть, я на какой-то странный лад любила свою маленькую коллекцию обид и травм. Они дарили мне некое истинное сочувствие, ощущение, что я особенная. Я была девочкой, брошенной собственной матерью. Я была девочкой, стоявшей коленями на крупе. Вот какая я была необыкновенная.

Сезон комаров был в самом разгаре, так что я, проводя время у реки, только и делала, что отмахивалась от них. Сидя в густых фиолетовых тенях, я доставала из кармана мышиные косточки и перебирала их в ладони. Смотрела на предметы до тех пор, пока, казалось, не начинала сливаться с ними. Иногда я забывала пообедать, и Розалин отыскивала меня в лесу, прихватив с собой сэндвич с помидорами. Когда она уходила, я выбрасывала его в реку.

Временами меня неудержимо тянуло лечь на землю и представить, что я лежу в одной из гробниц-ульев. Это были те же чувства, что и после гибели Мэй, только усиленные в сотню раз.

Августа сказала мне: «Наверное, тебе необходимо некоторое время на оплакивание. Не стесняйся и делай это сколько надо». Но теперь, начав это делать, я, казалось, не могла остановиться.

Я догадалась, что Августа, должно быть, объяснила все Заку, да и Джун тоже, потому что они теперь ходили вокруг меня на цыпочках, словно я была психической больной. Может быть, так и было. Может быть, это мне было самое место на Булл-стрит, а не моей матери. По крайней мере, никто меня не трогал, не приставал с расспросами и не говорил: «Да ради всего святого, хватит уже!»

Я гадала, сколько еще пройдет времени, прежде чем Августе придется принять меры в связи с тем, что я ей рассказала – с моим побегом из дома, с помощью в побеге Розалин. Розалин – беглой преступницы. Августа пока давала мне время – время для того, чтобы быть у реки и делать то, что мне нужно было делать, так же как она дала время после смерти Мэй самой себе. Но это не могло длиться вечно.

Мир обладает странной способностью вращаться, какие бы душераздирающие события в нем ни происходили. Джун назначила дату свадьбы – в субботу, 10 октября. Их должен был поженить брат Нила, священник Африканской методистской епископальной церкви Олбани в штате Джорджия. Церемонию решено было провести на заднем дворе, под миртами. Джун рассказала об их планах однажды вечером за ужином. Ей предстояло пройти по проходу, усыпанному розовыми лепестками, в белом костюме из искусственного шелка с бранденбурами, который шила ей Мейбели. Я не представляла, что такое бранденбуры. Джун нарисовала для меня такую застежку в блокноте, но вообразить их мне все равно не удавалось. Люнелле была заказана шляпка; на мой взгляд, это характеризовало Джун как женщину отважную. Ибо невозможно было предсказать, что в итоге окажется у нее на голове.

Розалин предложила испечь коржи для многослойного свадебного торта, а Вайолет и Куини предстояло украсить его в «радужной теме». Опять же, преклоняюсь перед храбростью Джун.

Однажды во второй половине дня я зашла в розовый дом, полумертвая от жажды, чтобы набрать в кувшин воды и взять его с собой на реку, и обнаружила там Августу и Джун, которые стояли обнявшись посреди кухни.

Я остановилась за дверью и стала смотреть на них, хоть это и был интимный момент. Джун вцепилась пальцами в спину Августы, ее руки дрожали.

– Мэй была бы в восторге от этой свадьбы, – говорила Джун. – Она, должно быть, раз сто называла меня упрямицей, из-за того что я не хотела выходить замуж за Нила. О боже, Августа, почему я не сделала этого раньше, когда она еще была жива?!

Августа чуточку повернулась и заметила в дверях меня. Она продолжала обнимать Джун, которая стала плакать, но взгляд ее был сосредоточен на мне. И сказала:

– Сожалениями горю не поможешь, ты же знаешь.

На следующий день во мне проснулся зверский аппетит. Я пришла в розовый дом к обеденному часу и увидела Розалин в новом платье, с только что заплетенными косичками. Она складывала за пазуху салфетки про запас.

– Откуда ты взяла это платье? – спросила я ее.

Она покрутилась на месте красуясь, и когда я улыбнулась, сделала еще круг. Надетое на ней можно было назвать платьем-палаткой: ярды материи стекали с ее плеч без всяких вытачек и поясов. На ярко-красном фоне повсюду цвели гигантские белые цветы. Я видела, что оно ей ужасно нравится.

– Августа вчера брала меня с собой в город, и я его купила, – сказала она.

Меня вдруг неприятно поразило, что какие-то события происходят без меня.

– Красивое, – солгала я, заметив, что впервые за все время на кухне не видно никаких следов приготовлений к обеду.