Все началось с рассказа, написанного в 1993 году. Уже тогда мне хотелось превратить эту историю в роман, но я только-только начала заниматься художественной литературой, и мне казалось, что нужно подольше поработать как подмастерье, прежде чем браться за большое художественное произведение. Я временно отложила этот рассказ в сторону. Несколько лет спустя меня пригласили провести чтения моих беллетристических работ в Национальном клубе искусств в Нью-Йорке. Я откопала для этой цели свой старый рассказ, «Тайная жизнь пчел». После чтений мною вновь овладело желание превратить его в роман. Я все еще не чувствовала себя готовой, но подумала, что можно вообще никогда не ощутить этой готовности, а ведь я не молодею.
Чтобы завершить роман, мне потребовалось чуть больше трех лет. Работа заключалась в поиске равновесия между категориями, которые мой наставник Леон Сурмелян называл «мерой и безумием». Он указывал, что работа над беллетристикой должна быть смесью этих двух компонентов. Мне это замечание кажется совершенно верным. С одной стороны, я опиралась на крайне скрупулезные «меры» – разработку персонажей, схемы сцен, планы розового дома и медового дома. У меня был большой блокнот, в котором я разрабатывала основополагающую структуру книги. Однако в большей степени я полагалась на старания создать «безумие», которое представляется мне необъяснимой и заразительной магией, каким-то образом вливающейся в произведение. Еще до начала работы над романом я создала коллаж изображений, привлекавших мое внимание своей яркостью. В их числе были розовый дом, троица афроамериканок и стена плача. Я поставила этот коллаж на свой рабочий стол, еще не представляя, как эти вещи проявят себя в романе – и проявят ли вообще. Также я часто уходила от рабочего стола, усаживаясь на террасе с видом на ручей позади нашего дома и уходя в поток грез об этой истории. Я считала это настоящей работой.
Исак Динесен, автор книги «Вдали от Африки», однажды сказала: «Любые печали можно перенести, если вложить их в рассказ или рассказать о них историю». С тех пор как эта строка попалась мне на глаза, я ее не забываю. Когда женщин в сообществе связывают такие узы, что возникает «сестринство», они получают круг друзей, в котором могут рассказывать свои истории и рассчитывать, что их выслушают, поймут и поддержат. Такое сообщество помогает не только исцелить травмы, но и осознать более широкое предназначение, поощряя своих членов к росту и развитию. Это и случилось с Лили. Она нашла сакральный круг женщин, в котором смогла рассказать свою историю, и ее выслушали и обосновали, что позволило ей не только вытерпеть свою скорбь, но и трансформировать ее.
За минувшие годы я входила в несколько женских сообществ. Каждое из них создавалось просто потому, что нам нужно было место, где мы могли рассказывать свои самые сокровенные истории. В каждом случае мы обнаруживали, что существует некий способ быть вместе, который поддерживает нас и, если повезет, время от времени помогает нам возвращаться к самим себе.
В течение ряда лет я изучала архетипические образы женского божества, и меня заворожило то, что Дева Мария играла роль Божественной Матери для миллионов людей на протяжении столетий. Именно в этот период я случайно наткнулась на феномен таинственных Черных Мадонн. Они сразу же заинтересовали меня, и я начала исследовать их историю, мифологию и духовное значение.
От четырехсот до пятисот этих древних Мадонн существуют до сих пор, по большей части в Европе. Они входят в число старейших изображений Мадонны в мире, и их чернота предположительно определена не расовым или этническим происхождением, а неявными символическими смыслами и связями с более древними богинями. Я ездила в Египет, чтобы увидеть некоторых Черных Мадонн, и, на мой взгляд, их образы обладают поразительной силой и властью. Их истории раскрывают бунтарские, даже дерзкие качества таких Мадонн. Черные Мадонны в Польше и Центральной Америке были символами борьбы для угнетенных людей, восстававших против преследования.