Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Я — не специалист, а историк. Но присмотреться к подобным сообщениям все же следует. Хотя бы потому, что где-то в твоей стране идет утечка сверхсекретной информации. Разве не так, Максим?

— Согласен. Есть ли что-либо еще о нашей авиации, точнее о наших задумках? Чем еще ЦРУ располагает?

— Им известно, что в следующем году начнется работа над вертолетами серий «черная акула» и «аллигатор». Максим, эти проекты американцы расценивают как вызов их программе создания боевого вертолета типа «Апач».

Когда я просмотрел остальные документы, то у меня зарябило в глазах от собственных имен, присвоенных нашим видам вооружения. Что особенно насторожило, что нашей стороне было вовсе не свойственно щеголять именами собственными — мы предпочитали индексы из букв и цифр. Это позднее мы стали прибегать к громким именам, похожим на клички. А связано это будет с тем фактом, что мы стали выходить открыто на рынки продажи оружия. А тут: проекты крейсеров типа «Петр Великий» и «Юрий Долгорукий» — ну это куда ни шло, все же корабли. Ракетные комплексы «Точка», «Луна» и «Тунгуска», система ПВО «Фаворит» и, наконец, танк «Черный орел».

— Николас, это же целый зверинец! О наших задумках им известно все?

И мне подумалось, что не дезинформация ли это с нашей стороны? Такое обилие техники, фактически однотипной и одного назначения, — нужно ли это? В реальном мире? Но Барон говорил о другом.

— Обрати внимание, Максим, на модификации! Например: «Луна» и «Луна-М». Ее ракета за сто километров попадает в бочку.

— Значит, все же идет утечка сведений.

Но теперь мои сомнения начал подкреплять Барон.

— Может быть, Советы организуют эту утечку сами? Тому есть примеры в вашей истории с Западом, Максим. Вспомни хотя бы великий блеф Хрущева с русским отставанием в делах МКБР — межконтинентальных баллистических ракет.

Может быть, мы оба правы в отношении блефа, но доложить следует — военные контрразведчики разберутся.

— Возьми еще одну папочку — это для истории. Здесь полсотни страниц о диверсантах «Тайной армии» Черчилля. Три тысячи солдат были готовы встретить врага в случае оккупации Британских островов Гитлером. И еще: достоверная справка на жену сына Черчилля, которая по просьбе премьер-министра Англии в годы Второй мировой войны вела сбор сведений, пребывая в постели эмиссара Рузвельта в Лондоне. Черчилль называл ее «бесценным сокровищем и благословением Англии».

Теперь уже все материалы оказались у меня (а затем в Москве). А пока мы расслабились. Последним в деловом разговоре было сказано:

— Максим, я готовлю кое-что любопытное и надеюсь передать тебе в Европе.

— О чем пойдет речь?

— Все та же тема: Штаты над миром, в частности над их союзниками. Соберу, а ты найди способ забрать это, но только лично сам… Без посредников.

Мы уже были в Багдаде, и машина катилась вдоль набережной. В ее открытые окна проникал запах жареной рыбы и специй. Все это готовилось на мангалах, причем рыбу, как говорила реклама, ловили якобы прямо в Тигре.

Нас с Бароном арабский стиль ужина на топчане не устраивал, и мы стали искать полукафе, полуресторан, но у реки и на свежем воздухе.

— Николас, давай возьмем что-либо экзотическое? — подталкивал я Барона к местной кулинарии. — Ведь в Японии ты, как и я, пробовал все, что плавает, летает и ползает, я уж не говорю о том, что бегает. Например, корейское блюдо из…

— …из собачки, Максим? Согласен… про Японию. А здесь, что может быть здесь особо экзотичное?

— Ты не очень хочешь иметь дело с не совсем опрятными арабами?

— Что-то вроде этого, и еще — запахи, которые аппетита не усиливают.

— Ну, Николас, я не знал, что ты шовинист… в отношении национальной кухни народа бывшей колонии Британии.

— Вот именно: желудочный националист и шовинист, — со смехом молвил Барон.

— Я смотрю на все это по-другому: если миллионы иракцев едят что-то, то и я могу.

— Хотя бы — миллиарды, но чувство брезгливости я преодолеть не могу, — стоял на своем Барон.

— Хорошо, Николас, сделаем так: только хорошо прожаренное.

— И с виски, — откликнулся Барон.

На том и порешили, останавливаясь у полукрытого павильончика, за столиками которого сидело несколько европейских лиц. Это было место, посещаемое и даже популярное среди «белых людей».

Через несколько минут мы сидели возле каменной стенки набережной, и внизу под нами плескались воды древней реки. Как это я заметил, чаще всего поверхность воды была гладкой — ни ветерка. Как в зеркале, в реке отражалось все, что было на берегу. К середине реки оставалось место для темного неба, а с того берега в воде отражались приглушенные огни вокруг дворца и пальмы, темными силуэтами выписанные на набережной. Веяло прохладой большой водной массы.

Два бокала со льдом и доброй, не по-европейски большой порцией виски стояли перед нами. На глазах стекло бокалов запотевало все больше и больше. Хотелось прикоснуться к их прохладной поверхности, и я это сделал, потирая бокал так же, как горячую кружку с кофе после мороза на улице.

— Максим, — отхлебнув питие, воскликнул Барон, — отличный виски, настоящий «Джонни Уокер»! Пробуй скорей — освежает.