Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

Я взболтнул виски — ледяную смесь, ускоряя охлаждение и разбавляя содержимое прохладной влагой. И оттягивал глоток в ожидании приятных ощущений.

— Весьма и весьма, Николас! То, что надо для такого вечера и после такого дня… посреди пустыни, хотя и под тенью пальм, — начал я философствовать, вызывая Барона на пикировочный поединок.

Барон задумчиво смотрел на другой берег Тигра, где просматривался президентский дворец. Панорама умиротворяла нас, и он вертел бокал в руках. И чисто по-английски и по-джентльменски помешивал лед в бокале пальцем. На пикировку он пока не отзывался.

— Николас, ты — джентльмен стопроцентной пробы. Даже льдом пользуешься по-джентльменски.

— А ты типичный русский чолдон, — выговорил Барон последнее слово чисто по-русски, то есть через «о». — Обязательно торопишься поделиться со своим ближним наблюдениями.

— Нет, Николас, это я изучаю быт и нравы других народов. А к Англии я особенно неравнодушен.

— И все равно — ты чолдон!

— Так! — начал я радоваться, что завел Барона, — «Чолдон»? Ты хоть знаешь, что это слово означает? Или только слышал о нем?

— Знаю. Мы с тобой говорили о Достоевском, который видел в каждом русском татарина. А чолдон — это еще хуже!

— Хуже, и не чолдон, а чалдон, Николас, — уточнил я.

— Хуже, — уверенно произнес Барон — это смесь русского с местными аборигенами.

— Отлично, Николас. Один-ноль в твою пользу. Что будем заказывать?

— Ты же предлагал что-либо из местного, аборигенного? Заказывай!

Я махнул рукой, и к столику приблизился официант, с готовностью, но без тени заискивания или подобострастия. В том числе и к иностранцам. Народ в Ираке раскован в общении, и никаких намеков на принижение себя, даже в случаях обсуждения рыночной сделки. Достоинство без тени высокомерия — так было и сейчас.

— Что-нибудь местное, пожалуйста!

— Рыба?

— Местная?

— Из Эль-Тигриуса, — показал официант на реку. Я взглянул на Барона, но тот покачал головой.

— Нет. Что еще?

— Стейк?

Этого не хотел я. И тогда стал настаивать на экзотике, помогая себе даже руками. Наконец, он понял и сказал:

— Шип эгс, сэр?

— Корабельные яйца? — переспросил я, и официант закивал, но вмешался Барон.

— Не «корабельные», а бараньи, дорогой Максим. Не «шип», что означает «корабль», а «ши-ип» — овца. Чему тебя только учили на английских уроках? — ехидно спросил Барон.

— А ты будешь? — спросил я Барона.

— Почему нет. В Японии я ел змею, саранчу и собаку. Попробуем. Как ты?

— Я — с удовольствием: будет что рассказать.

— Особенно в женской компании, Максим, — еще раз съехидничал Барон. — Теперь уже один-два в мою пользу.

— Почему два и в твою?

— Твой провал с английским, но выигрыш с… яйцами. Пока два-один, Максим.

Крыть было нечем, и я встал, подошел к стойке бара и заказал еще виски.

— Зачем вставал — позвал бы официанта? — спросил Барон.

— Так — надежнее.

— Надежнее в чем?

— Скрыть смущение от проигрыша, — ошарашил я Барона, который только замотал головой от такой логики.

Нам принесли виски, но Барону — двойное. Он поднял на меня глаза, а я показал на свой и поднял один палец, затем, указав на его бокал, поднял два пальца.

— Один — два!

Он все понял и произнес по-русски:

— Пуская тебя будет жалко! Понял, Максим!

Я обрадовался и воскликнул:

— Теперь: два-два, Николас!

— Почему?

— За твое знание русских поговорок: «пускай тебе будет хуже!» Вот так-то, сэр! — съехидничал я.

Пикировка продолжалась и вносила колорит в наш теплый вечер, фактически, может быть, прощальный — никто из нас не знал: будет ли встреча еще раз.

К блюду аборигенов придавалась зелень, кечап, ассорти из перца, лука и еще чего-то мало нам известного, но весьма острого.

— Знаешь, Максим, я бывал на Востоке — здесь все жирное и зелень острая. Готовься к «пожару» в желудке и потому не увлекайся.

— Зальем «пожар» виски, — риторически произнес я и замолк.

К нам торжественно шел сам повар, о чем свидетельствовал его белоснежный колпак. Он нес блюдо с чем-то, горящим голубым огнем. Через несколько секунд повар ловко разделил, точнее, раскатал «блюдо аборигенов» по нашим тарелкам, оставив несколько штук на блюде.

Меня интересовал пока не вкус, а размер.

— Ничего особенного. Обычный размер, — сделал паузу Барон, — с утиное…

— Может, нам не повезло? — чуть не поперхнувшись виски, уточнил я. — Нам принесли от… ягненка?

Я не помнил, как по-английски ягненок, и просто сказал: «бэби шиип». На что Барон решительно пододвинул к себе тарелку и сунул в рот кустики зелени. Видимо, для профилактики.

По вкусу «экзотика» оказалась не особенно экзотичной — очень нежное, возможно куриного вкуса мясо. После «экзотики» мы попросили сыр ассорти и отвели душу с крепким кофе.

Уходить не хотелось. Самолет Барона был утром. Столики рядом пустели — город ложился рано. Потянуло на серьезный разговор.

— Николас, удалось решить вопрос по оружию древних поселенцев Двуречья?

— Кое в чем разобрался, кое-что пришлют позднее. Особенно интересны фотографии стел с фигурами воинов и их оружием.

— Мне кажется, Николас, что на приеме в честь работы ярмарки ты был с арабом — историком? Коллегой? Он — местный?