Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— И все же рискуешь, — настаивал я. — Сам не сплошаешь, но твой «конь» подведет…

— Ты что, лейтенант, не знаешь, что время для меня в такой ситуации слишком дорого? — уже серьезно начал злиться комендант. — Где я его возьму, время-то? Или мальчики-летчики могут в воздухе подождать? Да если бы я не крутился здесь как белка, то полеты длились бы не до обеда, а часов до пяти вечера. Разумиешь, бис тоби в печенку… — От волнения и моих несмышленых приставаний комендант даже перешел на украинский язык.

— Эх, лейтенант, если бы да кабы! — подвел итог нашей беседе боевой комендант.

Кроме острых ощущений, полигон был идеальным местом для оперативных встреч с помощником. Вот уж где можно было серьезно и от души поговорить. Обычно это проходило в землянке — укрытии в несколько накатов бревен. Здесь комендант оборудовал печурку, столик и даже койку. И что греха таить, теперь, через столько лет, можно и сознаться: мы с ним перед праздниками принимали более крепкие напитки, чем чай. Комендант, а в нашей оперативной переписке Старшина, был добрейшей души человек. В разговорах о людях всегда искал положительные стороны, помогал мне видеть интересующих меня людей с положительной стороны. В общем, незаменимый в нашем деле человек.

Странные разговоры в эфире

В один из дней моего более близкого оперативного знакомства со Старшиной он сообщил о странных радиопередачах, которые велись на волне радиостанций на борту МИГов дивизии.

Он рассказал следующее. Когда готовятся полеты со стрельбами на полигоне, то он привозит в землянку рацию и по ней контролирует движение истребителей в воздухе с момента взлета до момента атаки на полигон.

— Я знаю бортовые номера всех наших летчиков и хорошо представляю, кто ложится на боевой курс перед стрельбой.

— А в чем «странность» их переговоров в воздухе?

— В том-то и дело, что в воздухе — все в порядке. Обычный обмен типовыми фразами. Ну, естественно, с некоторыми репликами и даже более крепкими словечками. В общем — как всегда. Странности бывали на земле…

Старшина замолк и стал собираться с мыслями. Весь его вид говорил об обеспокоенности тем, о чем предстояло поведать мне, особисту. Он рассказал, что матчасть готовится до учебно-боевых полетов заранее, за несколько дней. Каждый техник — механик, оружейник, радист — готовят свою часть самолета. Старшина обратил внимание, что во время отладки ботовых радиостанций МИГов используются нестандартные слова.

— Например, «750, проверка: один, два, три… Как слышите?» — Он даже рукой перебрал на пальцах счет. — Понимаешь, иногда счет длится до двадцати и более, если что-либо не ладится.

— С кем радиотехники настраивают рацию?

— Или вместе с другим радиотехником, или с летчиком.

Старшина обратил внимание на тот факт, что иногда во время такой наладки он слышал не последовательный ряд чисел, а в разбивку. Причем чаще всего трехзначные. Это случалось не один раз, и ему думалось, что дурят техники для разрыва монотонности в работе с рацией.

— Конечно, на магнитофон эти записи не попадают, — говорил Старшина. — Магнитофон работает только в день полетов, и находится он у руководителя полетов. Я записал некоторые из таких «странных» передач, смотри…

Старшина протянул мне листок со столбиками цифр. Цифры были сведены в блоки и привязаны к датам, когда Старшина делал записи.

— И что же странного?

— Не по порядку перечисляются, и числа трехзначные…

Я всмотрелся в цифры. Действительно, по датам записи они идут так:

15.06 — 230 290 060

20.06 — 050 170 270 070.

26.06 — 030 100 180 260 080

— Василич, на что это похоже?

— Лучше я скажу, на что это не похоже. На координаты — не похоже, на расстояния — не похоже, на угловые градусы — тоже…

— Сколько времени длилась передача, каждая?

— Секунд по две-три.

— Как произносились: общим числом или каждая цифра в отдельности…

— «Ноль восемьдесят» или «сто шестьдесят»…

Что-то говорило об определенном ритме в серии этих цифровых строчек. Кажется, обилие нулей?!

— Итак, что мы имеем: во-первых, во всех числах имеются нули; во-вторых, каждая группа идет по нарастающей, а последняя в ней — меньшего значения; в-третьих, цифры меньшего значения от группы к группе идут вверх…

— И о чем это говорит? — спросил старшина.

— Пока — ни о чем, но если мы отбросим все нули, то получим следующее, — и я стал быстро набрасывать новый столбик.

15.6 — 23, 29, 6.

20.6–5, 17, 27, 7.

26.6–3, 1, 18, 26, 8.

Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами.

— Василич, а что это за дни были в июне: 15-е, 20-е, 26-е?

— 15-го мы готовились к учебным полетам…

— …которые были 23-го? — неожиданно прорезала меня догадка, прозрел и Старшина.

— Точно, 23-го — были полеты.

— Значит, 23-е, 29-е и 6-е — это даты, но при чем здесь «6»? Что-то не вяжется!

— А если «6» — это месяц, ну как у меня: 15.06? — указал старшина на бумажку с цифрами.

— Так, так, так, — заторопился я, набрасывая ряд цифр снова, — 15.06 — это ясно, 20.06 — это об июле, а вот 26.06 что-то не получается. Ряд-то нарушен: с 8 на 1.

— 26.06 — это об августе, в моей записной книжке значится: 3-го, 10-го — будут полеты.